— Объявляю празднование фестиваля цветов открытым! — старейшина Йир завершил магическую тишину. Ответом стали восторженные овации: впереди была ночь, полная развлечений и веселья. Мужчина чтенно поклонился и перешёл мост, направляясь к бабушке Элле.
— Как я выступил?
— О, превосходно, мой дорогой, намного динамичнее, чем в прошлый раз, — бабуля подмигнула.
— Старейшина Йир, позвольте выразить вам глубокое уважение и благодарность за представление. Пение вашей воды — это что-то с чем-то, — Хокке поклонился.
— Ох, ну будет, — маг озорно улыбнулся, — не нагружать же мне музыкантов в праздник работой, я и сам пока в силах что-то сообразить. Жаль только, что молодёжь на замену всё сложнее подбирать. — Он безучастно оглядел собирающихся односельчан. — Сейчас больше уезжают, чем остаются тут. Ваш Марвин — большое исключение, — старик похлопал кузнеца по плечу.
Компания отошла к середине амфитеатра и принялась смотреть на уходящих.
— На то они и молодые, что мир посмотреть хотят. А коль не получится — возвратятся сюда, и такое бывает, — Хокке улыбнулся.
— Полно вам брюзжать о буйных детях, — бабушка Элла прервала случайную меланхолию, — есть дела и поважнее. Вроде недопитого пива. — Она настойчиво помахала увесистой бутылью. — Не зря же мы Марвина напрягали сей тяжёлой ношей. Внучок, разлейка-нам, что осталось, — старушка протянула ему напиток, — для ваших заунывных историй есть трактир, моё пойло только для праздников и приятных бесед.
— Ох-ох-ох, старая брюзга разошлась! А доселе как вчера ещё на девок ворчала.
— Цыц, хрыч старый! — бабушка заливисто рассмеялась, остальные подхватили этот настрой лёгкими улыбками. — А вот и наше пиво!
Марвин завершил розлив и протянул каждому по кружке, которые скорее походили на стаканы, но какая теперь была разница. Ночь обещала быть лёгкой и приятной, а вопросы кружек, детей, их мамаш и переселения — это уже завтрашний день. Редкие семена продолжали летать по воздуху, теперь их было не отличить от светлячков. Ветер шептал, влага забрала дневную духоту, а капли уже совсем умолкли.
— За нас, друзья!
— За нас!
— За нас!
Первый глоток отдал освежающей горечью в горле. Всё-таки бабушкино мастерство не пропьёшь в прямом смысле. Не только ж ей пряжу вязать. Все дружно облегчённо выдохнули и стёрли пену.
— Ну, можно и к развлечениям, — старейшина довольно зашагал к тропе.
— Йир, погодите, тут, кажется, трещина, лестницу немного шатает, — Хокке схватил старика за руку.
— Странно, за сегодня никто не жаловался.
— Эта трещина очень велика, — бабушка Элла стояла чуть поодаль, — даже я её чувствую.
— Амфитеатр треснул? — раздался голос кого-то сверху.
— Да он весь дрожит, Шнерд его дери!
— Быстро! Бегите!
Но никто не успел.
То, что сначала приняли за трещину, в несколько мгновений разрослось в приближающийся земной гул, который шёл со стороны чащи. Земля под ногами затряслась вместе с амфитеатром, двигаться было невозможно из-за мощных вибраций. Мы с Хокке молниеносно схватили стариков и сбились в кучу. Все вокруг сели на корточки или прижались к земле, кто-то кричал в ужасе, кто-то просто молился о спасении, где-то раздался детский крик. Видимо, гул дошёл и до деревни. Стало очевидно: это не обычное землетрясение. Да и откуда ему тут быть. Там было что-то, под землёй. И это что-то надвигалось. Поднять голову было невозможно, но было слышно, как вдалеке шумели деревья. Либо кто-то шёл, либо их поднимали. Золотистые семена беспорядочно заметались: вместе с гулом следовал и сильный ветер, отчего все окончательно повалились наземь. Наконец, оно появилось. Это был проблеск света под землёй, точнее, его волна, которая молниеносно пронеслась под нами и возвысилась ближе к Древу. Оно впитало её. Так показалось на секунду. Люди едва перевели дух и попытались встать, чтобы отбежать подальше. Я подал руку бабушке и подставил ей плечо, как вдруг Древо издало гул, каких я не слышал: что-то среднее между горном и криком раненого зверя. От этого звука прошла ещё одна ударная волна, после чего вновь появилось подземное свечение. Приближалась вторая волна, чтобы это ни значило, мы спешно пошли к деревне, иногда оглядываясь. Когда оставались последние ступени, гул прекратился. Я едва обернулся, чтобы осмотреть Древо, но увидел лишь яркую вспышку. Внезапно я ощутил невыносимую боль, будто натянули все мышцы, и удар в грудь. Пару секунд я не чувствовал земли, после чего наступила кромешная тьма.