В целом же Сартр был своим визитом в Израиль очень доволен. Его принимали почти как Мессию. Маг и чародей слова заворожил израильскую публику, но это, конечно, не означало, что он зажил с ней одной жизнью. Мэтр был и остался интеллектуалом, писавшим метафизические сочинения, не слишком заботясь, что происходит у подножия вершин духа, на которых он давно обосновался.
Встречался Сартр и с премьер-министром Израиля Леви Эшколем. Но Эшкол, политик и прагматик, стоявший обеими ногами на земле, озабоченный проблемами безопасности, произвел на философа впечатление заурядного провинциала.
На пресс-конференции в Иерусалиме Сартра спросили, кто из двух государственных деятелей, Эшкол или Насер, произвел на него большее впечатление. Сартр на секунду задумался, поправил очки и сказал, четко грассируя слова:
— С господином Эшколем я беседовал около часу, а с президентом Насером свыше трех часов. Это все, что я могу сказать.
Намек был понят.
Следующий вояж Сартра в Израиль был связан с его молодым другом, неистовым радикалом, маоистом, а потом глубоко набожным евреем Пьером Виктором, закончившим свою карьеру в иерусалимской ешиве под именем Бени Леви.
Сартр был уже стар. «Мое лицо напоминает руины Акрополя», — говорил он с грустной улыбкой. И действительно, тело мстило за бурный образ жизни жировыми складками, зигзагами морщин, одышкой, разрушенной печенью. Он передвигался с трудом, волочил левую ногу, задыхался.
И вдруг молодость вернулась к нему. Он встретил Виктора. Двадцативосьмилетний красавец с провалами черных глаз дал ему почувствовать, что еще не все для него потеряно. В спорах с Виктором стареющий мэтр с наслаждением ощущал, что еще неплохо владеет мечом диалектики.
Напрасно «подруга вечная» говорила, что дружба с Виктором отнимает у него последние силы и тяжелым бременем ложится на его психику. Для Сартра общение с Виктором было чем-то вроде возвращающего молодость эликсира.
И вдруг Виктора как подменили. Этот ниспровергатель устоев внезапно осознал себя евреем. Стал изучать иврит и втянул Сартра в круг своих интересов.
— Ты кончишь тем, что станешь раввином, мой дорогой, — сказал однажды старый философ любимцу.
А Виктор был одержим идеей устройства мира между евреями и арабами. В один прекрасный день он сообщил Сартру:
— Я еду в Израиль.
— Возьми меня с собой, — попросил старый, безмерно уставший человек. Виктор молча обнял его.
Они приехали в Иерусалим через два дня после визита Садата. Поселились в отеле в Старом городе. Виктор устраивал встречи между еврейскими и арабскими интеллектуалами. Старый патриарх присутствовал на них, вызывая всеобщее почтение. Но почти ничего не говорил. Слушал и улыбался.
Под влиянием Виктора Сартр, насилуя себя, написал короткую заметку об израильско-арабском конфликте и отправил ее в «Нувель обсервер». Редактор газеты, привыкший отправлять произведения Сартра в набор, не читая, на этот раз прочел — и обомлел.
— Это не Сартр, — сказал он тихо и бросил листы в мусорную корзину. Сартр не обиделся. Ему было уже все равно.
Постепенно стал исчезать окружающий его мир. Он ослеп. Невозможность писать угнетала его. Ужасны страдания воспаленной нервной системы. Задыхается мощный интеллект, наглухо запечатанный в черепной коробке. Появляются зияющие провалы в памяти.
Он еще пробует бороться, пытается диктовать на магнитофон, заменивший пишущую машинку. Но это усилие уже невыносимо для изнуренного былыми излишествами тела.
Виктор находится рядом. Читает ему вслух, и это, пожалуй, единственная радость, оставшаяся ему в жизни.
15 апреля 1980 года наступает финал. Сартр умер в больнице. Заснул и не проснулся.
Страха перед смертью он никогда не испытывал, ибо считал, что в этом мире не смерть страшна, а жизнь.