Произнеся это, во взгляде Казами неожиданно промелькнуло осознание того, что она делает, и её брови слегка приподнялись, пока губы пытались сохранить улыбку.
— Я практически читаю тебе нотацию, упиваясь самоудовлетворением, разве нет? Ну, мне можно побыть твоей старшеклассницей время от времени, правда? Я не могу говорить на эту тему перед Саямой.
— Правда. Саяма-кун на удивление много волнуется о людях, и поэтому он наверняка будет к этому чрезмерно внимателен.
Синдзё опустила взгляд на Саяму.
Он неподвижно лежал на её коленях. Она просто на него смотрела, но это всё равно вызывало на её губах улыбку.
Глядя на них, Казами преувеличенно вздохнула.
Изумо оставался в своей лежачей позиции возле неё.
Как тихо, — подумала Синдзё.
Но затем, тренировочный зал наполнился шумом.
— Сирена?
Казами встала, и в пространство вонзился повторяющийся пронзительный звук.
Следом в зале прозвучало объявление.
— Эм, это официальное извещение. Ныне, эм, два громадных показания счетчиков философских камней летят с левой стороны Японии. Поэтому, эм, специальное подразделение и э…стандартное подразделение? Оба посылают весь персонал на тренировке или в режиме ожидания к главному входу.
Услышав голос Ооки, Синдзё лихорадочно глянула на Саяму. Его глаза оставались закрытыми, поэтому она произнесла.
— Саяма-кун! Саяма-кун! Проснись! Просыпайся же! Ооки-сенсей говорит что-то странное!
Но его глаза не открывались, Синдзё запаниковала, на секунду задумалась и, затем, прошептала ему на ухо:
— Я направляюсь в ванную.
— Подожди меня!
Он вскочил на ноги с вытянутой рукой, как будто держа под ней умывальный таз.
Небо, озарённое лунным светом, окрасилось тёмно-синим.
Небеса, воздух и тени, создаваемые луной, полнились одними оттенками и словно сливались друг с другом.
И под всем этим тёмно-синим виднелись горы и долины, покрытые лесами.
Местность насыщали журчание рек, протекающих сквозь долины, и звуки лесных насекомых.
Шум воды словно бы продолжался до бесконечности.
Но звуки насекомых отличались. В отдельных участках гор их стрекотание умолкало.
Эта внезапная тишь не ограничивалась одним местом. Она поднималась по неосвещённой тропе, ведущей в горы.
На этой тихой горной дороге угадывались две фигуры.
Одним из людей, шагающим по опавшим ветвям, был старик в лабораторном халате.
— Сибил-кун, как бы это выразиться… Мы можем немного передохнуть?
Пока он ловил ртом воздух, блондинка, одетая в белый летний плащ, повернулась в его сторону.
Голубые глаза Сибил озарила улыбка.
— Прошу прощения, Ооширо-сама. Я потеряла счёт времени, отчего начала ускоряться, даже не заметив.
— И мы остановимся на передышку?
— Тэстамент. Нет, не остановимся.
На её улыбке Ооширо поднял взор к небу и продолжил идти. Он уставился мимо нависающих над головой листьев и веток.
— У меня такое чувство, что в последнее время все установили меня очень низко в своем уровне приоритетов…
— Тэстамент. Вам не о чем беспокоиться. Если все установили его низко, это означает, что Вам не придется переживать из-за того, что люди относятся к Вам по-разному.
— Аа! Люди в наше время эксплуатируют стариков с помощью софистики?!
Его возглас сопроводили крики птиц над головой. Испуганный щебет перерос в хлопанье крыльев, и Сибил замерла на месте.
Ооширо тоже остановился, и она обернулась к нему без улыбки на лице.
Он подождал, пока крики птиц и хлопанье крыльев утихнет, и проговорил.
— Извини.
Старик поклонился, и к тому времени, как он поднял голову, Сибил исчезла из виду.
— Ах! Хуже всего, когда тебя игнорируют!
Ооширо перешёл на бег, но горная тропа вскоре оборвалась на краю леса.
— Старое Хиба Додзё.
С этим заявлением он вышел на лунный свет.
Пространство размером в двадцать квадратных метров было протоптано неисчислимыми шагами.
Но хотя земля оставалась твердой, она также была неухоженной. Тут и там виднелись трещины с растущей из них травой.
Это и было старое Хиба Додзё.
— Род Хибы использовал это открытое додзё до конца войны.
Окинув взглядом неухоженное пространство, старик заметил на северном краю двух людей.
Одной была Сибил, в своем белом летнем плаще. Второй носил белую футболку и шорты.
— Хиба-сенсей.
— О? Сынок Ооширо тоже здесь?
Под луной, Хиба Рютецу поднял руку и уставился на Ооширо.
Вслед за улыбкой его красный правый глаз отразил лунный свет.
— Почему в эту раннюю летную ночь ты позвал меня в подобную локацию из прошлого?
— Это снова начинается, Рютецу-сама.
— «Это» подразумевает зачистку того итога?
Купаясь в свете луны, Сибил повернулась на голос Рютецу.
Издалека донёсся звук поезда, и луна осветила на её лице небольшую улыбку.
— Всё верно. Мы очистим пережитки той битвы, посвященной поиску человеческой формы, — сказала она. — Вот почему мы Вас позвали, главный старшина бывшего Департамента Национальной Безопасности, и носитель силы, уничтожившей 3-й Гир.
Под светом луны Ооширо вытащил из кармана лабораторного халата стопку документов.
Когда Рютецу взял у него скрепленную бумагу, его выражение лица посерьёзнело.
— От такой суровой рожи мне прям захотелось пошутить.
— Да вперёд. Но ты лишишься руки, если будет не смешно. Таково правило.
Услышав это, Ооширо замер, и Сибил ему улыбнулась.
— Ооширо-сама? Вам не нужно себя принуждать.
— Как же меня это бесит! Я определённо скажу сейчас что-то забавное!
— Лучше не стоит, мальчик. В твоём случае даже пяти рук не хватит.
Услышав, как его назвали «мальчиком», Ооширо горько улыбнулся. Не зная, как и ответить, он почесал затылок.
— Это действительно навевает воспоминания.
— Держу пари, немногие сегодня так тебя называют, но я помню, когда ты родился. Хиромаса был так счастлив. Мне было…24, а Хиромасе, кажись, 37.
Рютецу пролистал документы, которые ему передали. В лунном свете он выглядел просто как низкорослый старик.
Однако…
— Ты выглядишь неплохо для того, кому в этом году стукнуло 85.
— Я не получил омоложения как Чжао и Зигфрид, и я вовсе не горазд для боя под любыми концептами как Абрам, потому годы, наконец, начали брать свое. К счастью, моя жена того же возраста, — сказал он. — Но мне кажется, что Сандерсон или я окажутся первыми из группы, кто умрет.
Его слова заставили стоящую рядом Сибил закрыть глаза.
Она подумала так утаить своё выражение лица, но Рютецу ей ничего не сказал. Он продолжал листать страницы, после чего снова заговорил.
— Завтра ты собираешься вернуть сам-знаешь-что из Лаборатории Канда в UCAT?
— Да. Его восстановили в лаборатории Канда, поэтому мы подберем это завтра. Не желаешь пойти с нами?
— После всего этого времени — нет. Я вернул его лишь потому, что было жалко выбрасывать. И в любом случае, это уже юрисдикция Каору. — Он поднял взгляд. — Но помни. Я даю его вам, но в обмен…
— Да. UCAT не будет препятствовать действиям твоего внука.
— Хех. Когда это ты стал таким послушным? Что случилось с десятилетней любопытной Варварой, подглядывающей вместе со мной за женской баней?
— Ох, да ладно тебе, — Ооширо почесал затылок, но неожиданно повернулся к Сибил. — С-сибил-кун? Почему ты молча всё записываешь?
— Тэстамент. Мне кажется, что эта информация пригодится Чисато-сама.
— К-какая информация! И зачем?!
Сибил его проигнорировала. Она продолжала его игнорировать, даже когда он сел на землю, обхватив руками колени.
— Как бы там ни было, Рютецу-сама, — произнесла она. — Японский UCAT желает взаимовыгодной сделки. В обмен на объект, который мы вернём завтра…