Подчинившись приказу, эльфы-воины, среди которых принцесса увидела немало знакомых лиц, нынче искаженных от злобы, удерживали Рейна ир Озарона. Из его рассеченного лба струилась кровь, но, не позволяя врагам торжествовать, хозяин Тихого Края стоял навытяжку и дерзко улыбался.
– Где моя сестра? – Норримиеэл соизволил подойти ближе. Голос Владыки звенел от ярости.
– Если ты промолчишь, мы тебя убьем, – сообщил будничным, ничего не выражающим тоном Лейердаль.
Мирисиниэль мысленно усмехнулась: «А ведь из Лея мог выйти прекрасный лицедей, – и одернула себя. – Не время для смеха! Пора и мне появиться на сцене!»
Василь, верный приказу хозяина, спешил к эльфийке, бросив Рейна одного среди недругов. Лишь успел кликнуть Миха, зная, что леший где-то неподалеку, ведь он первым заметил незваных гостей. Теперь с помощью Миха домовой обязан спрятать Мирисиниэль, а затем вернуться к ир Озарону.
К его глубочайшему изумлению и немалой досаде эльфийки в комнате не было. Перепуганные до смерти служанки сбились тесной стайкой. На тихий, но властный вопрос Василя:
– А где же наша гостья? – одна из них безмолвно указала на дверь.
Вспомнив о проделках вездесущего хмара, домовой поторопился выйти в сад, будучи уверенный, что Мирисиниэль отправилась именно туда. Людские страсти были чужды нечистикам, но увиденное в саду стрелой вонзилось в память Василя и засело там. Домовой знал, что не раз вспомнит зрелище, увиденное пасмурным, осенним днем.
Неуловимого Рейна ир Озарона, до сего мгновения считавшегося баловнем судьбы, поймали эльфы и прижали к дереву. Один из воинов приставил к горлу хозяина Тихого Края меч. Рейн с равнодушной полуулыбкой смотрел на Владыку, точно не понимал, чем грозит одно движение стоящего рядом незнакомого эльфа.
– Где моя сестра? – Норримиеэл терял остатки терпения, потому шипел сквозь стиснутые зубы.
Ир Озарон продолжал молчать и нахально улыбаться, глядя Владыке в лицо, ничуть не опасаясь за свою жизнь. Воин, подчиняясь жесту своего господина, усилил нажим. Василь моргнул, медленно наблюдая, как стекает по гладкой шее струйка крови.
– Не нужно сложностей, брат! – раздался за спиной домового решительный голос Мирисиниэль. – Я здесь!
Домовой опомнился и хотел схватить эльфийку, уберечь глупую от беды, как обещал. Но она не послушалась, мягко отстранила его руку, улыбнулась вскользь и вышла вперед, как бы играя с братьями, мол, вот она я!
– Мири? – Лейердаль позвал ее, стиснув кулаки до посинения, чтобы остаться на месте.
– Светлого дня, мои дорогие! – ответила она не в силах отвести взор от пленника.
Оба брата проследили за ее взглядом. Воины, повинуясь знаку господина, плотным кольцом окружили строптивицу. Лей подошел к ней, Норримиеэл остался, где был.
– Вижу, вы рады меня видеть, – с сарказмом отметила она.
– Очень рады, – Лейердаль наклонился, коснулся губами щеки сестры и шепнул. – Не спорь…
Мирисиниэль не отвела глаз от застывшего, напоминающего хищника перед прыжком Норримиеэла.
– Ты идешь с нами! – холодно приказал он.
Мири не собиралась безропотно подчиняться, кровь вскипела в ее венах. «Я его сестра, а не подданная!» – она решила показать свой нрав.
– Почему? – ледяным тоном, хотя внутри сгорала от ярости и беспокойства, спросила она у самого старшего из братьев.
Норримиеэл был уверен в своем ответе, он посчитал, что сестра не сможет отказаться.
– Эрриниэль окончила свой земной путь. Завтра состоится прощание, – его пальцы судорожно сжались. Смерть Эрри слишком сильно повлияла на него. Противоречивые чувства – ненависть, любовь, ярость, горе, тоска, бессилие – отравляли каждую лирну его существования, сжигали душу, вынуждали забыть об обязательствах.
Мири вздрогнула, сердце пронзила острая боль, но эльфийка приняла решение не сдаваться. Она жива, а Эрри?.. Мирисиниэль оплачет гибель приемной матушки, неоднократно вспомнит добрым словом, но в эту лирну помощь нужна любимому, который тоже жив… возможно пока.
– Я остаюсь! – гордо вздернув подбородок, объявила она обоим братьям.
Лей вскинул бровь, задавая немой вопрос, сильно удивленным он не выглядел. Норримиеэл пришел в неистовство – синие глаза бешено сверкали, ноздри раздувались, скулы играли. Но он нашел в себе силы сохранить остатки самообладания, поинтересовался лишь об одном, мотнув головой в сторону пленника: