Все испортила Тюменцева. Она снова встала. «Чтоб тебя» — подумал Бекетов и сказал.
— Да старший геолог.
— Я понимаю вас, товарищ Бекетов. Вы молодец.
— Почему? — невольно вырвалось у Бекетова.
— Вы стараетесь нас успокоить. Это правильно. Но не правильно закрывать глаза. Может быть это газ. Может быть из-за газа Засентябрилло показывал шквалистый с небольшими прояснениями.
— Очень небольшими — вставил Засентябрилло.
— Может из-за газа Барклая едва не размазал ваш ККС, когда его бросил этот чудовищный медведь.
— Вот уж и размазал. — недовольно буркнул Барклай.
— Может из-за газа мой муж оказался за 5 километров отсюда на вершине какой-то елки. Он вернулся домой только под утро.
«В первый раз что ли?» — зло подумал Бекетов.
— А Ровняшкина? Что они сделали с Ровняшкиной?
Раздались тихие всхлипы. Все посмотрели на Ровняшкину. Она пряталась за печкой. Проказники Келе всунули ее в алюминиевую кастрюлю. В камералку Ровняшкина пришла сама. Кастрюля качалась сзади. Снять ее пытались всей экспедицией. На автоген Ровняшкина не соглашалась. Так и сидела в кастрюле за печкой.
— Это тоже по-вашему газ? — спросила Тюменцева.
— Нет. Это были они! — закричала нервно Ровняшкина. — Эти колбаски-террористки.
Она залилась горючими слезами. У ней подошел Засентябрилло. Неуклюже потоптался рядом и зачем-то потрогал кастрюльное ушко.
— А Куэро? — продолжала Тюменцева. — Я была в шахте. Я видела что они сделали с несчастным стариком.
— Именно это меня и настораживает, старший геолог. — настаивал на своем Бекетов. — Все остальные на которых напали как они думают, эти страшные существа… Их же не убили.
Ровняшкина зарыдала совсем громко.
— Я не то хотел сказать… Ну вы поняли. То что произошло с Куэро может быть и не связано вовсе с нашим общим помешательством. Контекстом так сказать безумия.
— А где ваша дочь? — вонзила всеми силами гонимый Егором вопрос Тюменцева.
— Дочь?
— Ваша дочь, Мия?
— Моя дочь. Она дома.
— Но я собственными глазами видела. Медведь ее схватил за куртку и закинул себе за спину.
— Я говорю вам она дома.
— Дома?
— Дома — повторил Бекетов.
Тюменцева молчала. Она ему не верила.
— Хорошо! — сказал Бекетов. Он поднялся.
— Идемте.
Вместе с Бекетовым пошли все. Никто не хотел оставаться в одиночестве после этой необычной ночи. Ровняшкину вместе с кастрюлей посадили в тачку. За ручки взялся Засентябрилло. Егор шел впереди. Шел быстро, чтобы остальные поменьше смотрели по сторонам, пытаясь не отстать. Смотреть тут было не на что. Айлек и Келе разворотили все до чего смогли дотянуться. В щепу разнесли крышу шахты. Обвалили камералку. Келе похватали баллоны с пропаном. Пустые баллоны по словам Барселонова. Егор неодобрительно посмотрел на шедшего сзади воротоватого домостроителя. Что не сожрали то разбросали вокруг и подожгли. Так сгорел барак Барклая. И да. Тюменцева права. Айлек забрал с собой Мию. Если бы не Мужик… Егор толкнул дверь. Мия сидела на кровати и читала книгу, качая ногу в розовом сланце. Вокруг Егора никто не закудахтал от неожиданности но закудахтали все. Про себя.
— Здравствуйте. — сказала Мия.
Тюменцева оперлась на косяк двери.
— Я видела. Я сама видела.
Егор с опаской, но обстоятельства требовали, коснулся ее плеча.
— Так бывает. Поверьте. Самое необъяснимое всегда объясняется очень просто. Главное выбрать нужный угол зрения. Бекетову неожиданно помог Засентябрилло.
— Верно, товарищ Бекетов. Я теперь понял как я на вышку попал. Это меня пропан вознес.
— По поводу пропана. — Егор пробежал взглядом по дубовому не школьным рубанком тесанному лицу бурового мастера. Барклай вернувший себе свой низкий хриплый голос вертеть не стал.
— Моя вина командир. Котел у меня. Сам знаешь. Как не…
Сюда так и просилось то великое емкое слово, которое стыдятся официальные словари и культурные интеллигентные твари. Слово объясняющее больше про экономику России чем вся. Академия Наук и сивогривый эксперт Леонид Гозман. Продолжать Барклай не стал. Виновато махнул рукой.