Жить этой оболочке оставалось недолго. Егор похлопал ее по плечу. Нужно было собираться. Вытащить свою Мию пока тупой узкий мозг Айлека окончательно не подчинит ее своей воле. Егор снял качающийся сланец, потом второй. Забрал книжку и разложил оболочку на кровати и прикрыл одеялом. К утру ее не будет. Егор ногой подтянул табуретку и сел у окна. В потолке светила обернутая газетным абажуром слабосильная лампочка. Свет от нее давил и накрывал всю комнату полупрозрачной кисеей. Предметы, стены, все было с размытыми границами и виделось Егору как одна плоская двухмерная картина, где лишь он, по внутреннему убеждению, оставался во всех отношениях выпуклым. Таким и следовало оставаться. Вместо черной плотной с бликами крышки, во что несомненно превратилось оконное стекло, если бы лампочка светила нормально, Егор видел смутные неподвижные тени разгромленного двора. Он ждал, пока погаснут огни. Тогда можно будет спокойно выдвигаться. Есть нормальная почти аннигилированная буханка. Если Айлек не ушел далеко. Если… Придется как всегда положится на Мужика. Егор погладил ручку ножа. Значит сейчас пока есть время. Егор поставил на высохший солончаковый подоконник вскрытую банку с томатными кильками. Закурил. Свои закончились. Разжился у Барклая ленинградским Беломором. Чистое золото. Вкус мягкий, с кисло-сладкой окантовкой. Дым плотный белый из видимых стелющихся одна на одну ровных нитей со слегка взлохмаченными концами. Одним словом красота. Но сейчас не об этом… Пока время. Разложить все по полочкам. О чем говорил старик Куэро. Значит о чем там… Все из-за Камчатки. Кутх — черный мудрый ворон бросил в океан землю и получилась Камчатка. А что? Ни чем не хуже теории литографических плит. Доказательная база почти одна и та же. Там Вестник Симпозиума геологов, здесь Сказки Крайнего Севера. Это поискать нужно эту разницу. Так… Чего там… Получилась Камчатка. И много лет жили все как при коммунизме. Все как бы было. А чего не было? Троцкого точно не было и докторской по 2:20. Даже по записи. А потом с Севера пришел Айлек. Здоровый белый медведяга. Сначала собрал моржей да тюленей. Объяснил им политику. Чего ж это вы такие здоровые с клыками и животами в эту мелкоту ужимаетесь? Каждый место свое знать должен. Тогда и бананы на Камчатке расцветут и «Деньги Мигом» по 25%в час. Вот как надо. Айлек открыл пасть величиной с доменную печь Завода Ильича в Мариуполе. Вытащил язык шириной с Кутузовский проспект и слизал с камчатского неба серую кашу дождевых облаков вместе с перелетным клином. Жирные глупые моржи и тюлени радостно захлопали в ласты и вцепились друг другу в животы и прочие холки. И наступило на Камчатке то чего никогда не было, но везде вокруг давно было. Реаль политик и боярышник с метилом. Нашлись, конечно, не согласные, не те кто жрет, а те кого жрали. Их, конечно, бы сожрали, если бы не Кутх. Он объединил всех. Призвал в помощь Шикотан и Хобамаи. Итуруп не пошел. Держал нейтралитет как и положено заморской ленивой скотине. Бились вокруг Чай Озера — энергетического центра Камчатки. Кто его захватит того и будут камчатские тапки. По хорошему шансов у армии Кутха никаких и не было. На той стороне у Айлека вся сила. Клыкастая, лохматая, блохастая, мясная Красная Книга. Волки рыси медведи песцы киты кашалоты и певец Тимати до кучи. У Кутха всякой шелупони. Черным-черно. А толку. Хамса, лососи, мыши-полевки, белки, ежи, трясогузки и воробьи. Посмотрел Кутх на свою армию. Услышал заливистое веселое ржание, блеяние, рычание и ладаседание. Снова взглянул на своих. На это птичье чирикание, мышиный писк, рыбье ротооткрывание, лягушачье жабропузырение. Так тошно Кутху стало. Взлетел он в небо и камнем рухнул вниз. Тюкнул клювом в бритую башку Блэк Стара.
— Заткнись ты! — прокаркал ворон хрипло. Вернулся к своим и демобилизовал свое войско.
— Идите — сказал он. — Домой. В норы свои. На болота и гнезда. Я не Айлек. Я воздухом дышу а не кровью. Я эту Камчатку заварил. Мне и хлебать.
Знал Кутх слабое место Айлека. Убить его никаких сил не хватит. Был верный способ. Разъединить его с душой. Если она, конечно, была. Тогда с треугольным его мозгом, выделанным в адских печах озера Мичиган. Потом на том же самом месте сломался город Детройт. Справиться будет не просто. Пока армия Айлека перекуривала такой неожиданный финт. Полное растворение в воздусях мышей, салаки и мадагаскарских тараканов из Легиона Свободы, Кутх обратился камчатским слезливым ветром. Промчался мимо волков и кашалотов. Не удержался своротил набок рыло одному наглому чукотскому оленю и оказавшись под брюхом Айлека снова обратился вороном. Сильно хлопнув своими плотными жестяными крыльями, ввинтился в медвежье брюхо. Айлек заорал так, что даже в студии «Пусть Говорят» все замолчали от шока. У Малахова сдуло парик с груди. Медведь завалился на бок. Камчатка заходила ходуном как пальцы утреннего пьяницы а на ее бугристой коже вскочил гнойный прыщ будущая Ключевская Сопка. Из круглой раны хлынула ядовитая черная кровь. Кутх старался не дышать и закрыл глаза. Такая гадость эта кровь Айлека. Хуже самогона из патоки. Кто знает. Пробив тесную нору. Добрался клювом до стенки душевной камеры. Нужно было несколько раз сильно долбануть в одну точку. Айлек катался по земле и мешал сосредоточится. Получилось не сразу. Кровью Айлека успели напиться шакалы. Они успели даже помереть, прежде чем Кутху удалось разбить камеру и вытащить из нее душу. Зажал в клюве и вылетел наружу через спину между девятым и десятым ребрами. Неожиданно медвежья душа оказалась мягкой и теплой. Самое лучшее и правильное было бросить ее тотчас же, чтобы растерзал ее воздух. Но пожалел старый ворон. Поневоле задумаешься об эвтаназии. Взлетел повыше и опустился на Ольхоне острове на озере Байкале. Запер душу в камень в одной из глубоких пещер. Душа не виновата. Она всегда только половинка. Главное, чтобы вторая оказалась приличной. Не обязательно в костюме и галстуке, но обязательно, чтобы в трусах и с крестиком. На обратном пути Кутх высмотрел в Японском море… море, но решил ограничиться мясистым китом. Выхватил его из глубины. Пока Кутх с душой разбирался. Самые жадные крови бесплатной смертельной перепились. То есть все поголовно, порыльно, помордато и порожно. Раненый медведь тупо гонялся за легконогим с поповской бородой Тимати. Без души превратился медведь в того кем и был на самом деле. Тупое, беспросветное злющее быдло. Оно вылезло из берлоги в районе Садового Кольца и пошло терроризировать культурное и мирное пространство Замкадья. Айлек был почти таким. Немногим лучше. Без московского акцента. Между Тимати и жирными кусками китового мяса Айлек выбирал недолго. Сначал съел сам для себя звезду, а потом пошел за кусками, которыми его приманивал Кутх. Он вел его туда что позднее назовут Пенжинской впадиной. Кутх сорвал клювом двухметровый слой земли. Вырыл длинный глубокий тоннель. Бросил туда мясо. Когда Айлек зашел внутрь Кутх бросил ему связку келе болтавшихся на его шее. Для веселья или подевать, если совсем худо будет. Айлека запечатал авачитом. Думал что навсегда.