Где-то внизу, с высунутым до гланд языком, с которого беспрерывно бежала липкая слюна, переползал от куста к кусту в поисках кусочка прохлады несчастный Мрак. С росших рядом с гостиничным комплексом платанов кричали,надрываясь, цикады, размером превышавшие суповую тарелку. Температура в тени стремилась к сорока градусам по Цельсию.
Время ожидания тоже стремилось. К бесконечности.
Наконец, бойкий вьетнамский коммунист, по имени Кыонг, самолично принёс большую емкость, в которой булькало и скрипело свежеприготовленное блюдо.
— Традиционный вьетнамский карри-суп, — с гордостью сказал практически не запыхавшийся обладатель зеленой гимнастерки, кепки и огромных красных звёзд, горделиво сияющих на головном уборе и по обеим сторонам груди.
Даже искренне продолжавший верить в светлое будущее Илья решил, что звезд слишком много и это перебор.
Открыли крышку.
Гости позеленели.
Суп был сделан на кокосовом молоке с невероятно вонючими и почему-то напоминающими тухлую селедку специями.
Разлили.
Тошнотворный запах мгновенно перекрыл впечатление от дикой жары, взамен одарив новым: жуткий «аромат» заполнил веранду, вцепился в горло каждого путешественника и споро заполз внутрь, не давая вздохнуть. Желающих попробовать «супчик» как-то не нашлось. Гости молча смотрели на дивное кушанье, словно опасаясь: желто-зеленая масса вот-вот выползет из кастрюльки и примется поедать всех вокруг. Как хищный инопланетянин из ужастика.
Товарищ Кыонг первым храбро взял тарелку и, решив, что советские братья просто стесняются и застыли в восхищении, набрал побольше варева и, наполнив судок, доверчиво протянул его Яну.
«Аромат» усилился.
Из кастрюльки показалась небольшая зеленая куриная лапка со сморщенной старческой кожей и «когтиками»… О динозаврах команда знала совсем немного, но отчего-то при виде этого «мяса» большинство гостей осенила мысль… Им подали ископаемое. Несчастный динозавр тысячелетия покоился где-то в болоте, а потом его мумифицированное тело случайно обнаружили, выкопали – и вот, супчик…
Даже несгибаемый начальник впечатлился до потери аппетита. Почти.
Ян положил ложку.
— Tôi muốn cơm, gà xoài chiên và salad nấm! Ngay lập tức! Nếu bạn không mang nó ngay bây giờ, tôi sẽ bắn bạn! Điều đó có rõ ràng không?
(1. Я хочу рис, жареную курицу с салатом из манго и грибами! Немедленно! Если ты не принесешь это сейчас, я тебя пристрелю! Это ясно?) (вьет.)
Носитель множества красных звезд удивленно моргнул глазами и, как по мановению волшебной палочки, исчез.
Вместо обидчивого коммуниста (впрочем не забывшего прихватить традиционный вьетнамский карри-суп), через три минуты появилась маленькая официантка в строгом синем платье и аккуратном белом переднике.
— Dans cinq minutes, tout sera prêt, Monsieur!
(2. Через пять минут все будет готово, господин) (франц.).
Вместе с «супчиком», исчезнувшим со стола, испарились и порожденные им миазмы — до следующей порции еды.
Благодаря стараниям грозного начальника поели вполне сносно.
Ян расслабился и, не найдя чем бы таким запить обед, предложил.
— Пошли-ка искупаемся! Где тут наш «сильный» проводник?
(3. Кыонг в переводе с вьетнамского «сильный»)
— Очень грязное море…— с некоторым сомнением в голосе сказал Борис.
— Так мы не у берега! Я дизентерию подхватить не хочу! — возмущению полковника не было границ. — Катер, не катер, а джонку пусть нам предоставят. Это же Южно —Китайское море, лучшее, что я знаю после пляжей Мексики и Хайнаня.
— Хайнань — это где? — в образовательных целях поинтересовался отец Василий.
— В Китае, — тут же последовал лаконичный ответ начальства. — Там холера, малярия и местами чума, но море… чмок!
***
Джонка ждала туристов, и уже через час в сопровождении деятельного товарища Кыонга, компания нырнула в теплую прозрачную воду у края рифа. Был отлив, и глубина не составляла и трех метров.
Погрузившись в сияющую, синюю, фантастически приятную жидкость, Борис испытал непередаваемые ощущения: освеженное тело пришло в гармонию с окружающим миром, стало бархатным от обволакивающей его маслянисто - нежной прелести и … расслабившись, затихло. Море само держало его на поверхности прохладно-прекрасными, нежными и любящими ладонями. Кесслер медитировал между небом и океаном. Бесконечная бирюза моря вокруг – и беспредельная лазурь неба. Блаженная истома охватила его.