А вот полотно «Марс прощается с Венерой» сегодня находится в Эрмитаже, в зале Питера Пауля Рубенса.
***
На небе ещё только собирался разбрызгивать свои первые цветные пятна рассвет, а в далеком Кёнигсберге в город вошли советские танки, окончательно подминая под свои траки древнюю брусчатку улиц и всем своим видом подтверждая: «Мы здесь новая власть! Вермахт уничтожен!»
А в ближнем Подмосковье, вовсю распевали свои весенние мелодии соловьи. Берёзовая роща утопала в запахах распускающихся ландышей.
На сырых, ещё не высохших после зимы, поваленных старых березах, а кое-где и на слегка обросшей молодой травой земле расположились усталые люди с серыми лицами. Только спустя час после их необъяснимого появления - падения из каменных катакомб с метровой высоты огненного портала на эту травянистую полянку - лес, наконец, услышал с их стороны первые звуки и увидел облачка папиросного дыма.
Чуть поодаль, там, где у дороги виднелись деревянные избушки городских окраин, на придорожной насыпи, стояли четверо. Здесь, в районе столицы, из которой ушла война, в грязных комбинезонах, они были подозрительны. Рядом крутилась, весело взгавкивая и ловя пастью запахи весны, рыжая собачонка.
Наконец, показался легковой автомобиль, за которым колонной следовали несколько новеньких крытых грузовиков.
Водитель, увидев ожидающих людей, прибавил скорость и резко остановил машину рядом с группой. Открылась дверца, и Рашид Ибрагимович с выражением напряженной тревоги и, не в силах больше терпеть, ещё из машины громко спросил:
— Ну?
— Нормально! — услышал генерал.
Он поднял глаза и увидел Яна живого, невредимого, чуть более бледного, чем обычно. И всю его группу.
Выдержки генерала хватило на минуту, а потом он начал трясти всем руки, хлопать по плечам и даже гладить противно визжащую собачонку.
— А кот-то где? — смеясь, спросил он, наконец.
— А сзади, — серьезно ответило нечто, пыльным облачком висящее над его головой.
— Ох, ты ж, господи, — искренне произнёс генерал и, увидев, как Василий Иванович перекрестился, громко и искренне засмеялся.
— Докладываю: все здесь. Основной груз нуждается в изоляции подальше от столицы. С ним надо ещё работать, и лучше пока не начинать исследования. Все остальное — документы и ценности - можно доставить в основное здание. С нами хранитель. Нуждается в медицинской помощи. По правде говоря, даже не знаю, зачем он нам. Потери: двое бойцов.
— Он Белый. Нужен, — упрямые губы Ксении сами произнесли фразу.
— Ну, нужен, значит нужен. Сама и возись, — словно забыв о присутствии старшего по званию, буркнул ее начальник.
Худояров посмотрел на эту компанию и, глубоко вздохнув, велел грузиться. Порядком здесь и не пахло.
— Рашид Ибрагимович, эти люди теперь все мои, — услышал он. — Прошу их расквартировать накормить и пусть отдыхают. Заслужили.
Глава 2. Наследие Дракона. Часть 1
С 15 на 16 апреля в православную ночь в главный Праздник Пасхи после ремонта, в тихом Брюсовом переулке, что совсем рядом с домом Литератора и домом Художника, в пяти минутах ходьбы от Консерватории, открыл свои двери старый храм...
Гордо смотрел на столицу православной Руси вновь позолоченный крест. Благостно звонили колокола. Не закрытый и в годы репрессий он словно восстал теперь, в предверии Великой Победы. Торжественно громко и гордо звучал пасхальный чин: «Христос воскресе! – Воистину воскресе!».
В красных пасхальных облачениях, спешно присланных вместе со служками из главного храма в Елохове, с массивными, старого серебра пасхальными трисвечниками в руках, шли старшие чины Святого Синода. Воскресение Словущее, знаменовало изменения жизни, победу над злом, возрождение народа. Воителя. Труженика. Героя, принявшего неисчислимые страдания за будущее всего мира. Народа Победителя.
В первых рядах стояла Ксения. В белом платье, лаковых туфлях, с высокой прической под широким шелковым шарфом она казалась невесомой. Рядом, былинным богатырем возвышался Илья, потея и хрустя зачем-то накрахмаленной гимнастеркой под плотным новым кителем. Рано утром в Великую субботу Василий Иванович, строго сдвинув брови, лично надел на обоих по маленькому оловянному православному кресту. Боясь сопротивления глупой молодежи он торопливо объяснял: