Голос старейшины лишал воли, заставлял его тело двигаться вопреки желанию, в то время, как мозг, в который в этот момент будто впивались миллионы игл, бился в агонии от боли. Или когда старейшина заставлял его ощутить, будто все его тело охватывает пламя, или наоборот, будто его погружали в лед…
Но страшнее всего все равно было ощущение потери контроля над собой. Страшнее и унизительнее.
- Аксель, подожди минуту, я сейчас соберусь…
- Нет, ill shai, в бою у тебя не будет даже лишней секунды, - качает головой вампир, грустно глядя на молодого полукровку, - прости, но так ты не научишься не чувствовать боли и действовать вопреки всем законам работы тела.
- Нет, Аксель… не надо! Неееет!…
...он стоит на стене замка, ночной ветер треплет волосы, из долины несутся запахи осенних костров, а на плечи ложатся знакомые руки:
- Ну, что, ты готов? - в голосе стоящего сзади существа, безмерно властного, но в тоже время ласково-мягкого, слышатся нотки предвкушения.
- Да, Аксель, - серебристые ресницы падают вниз, глаза закрываются и сердце, замирая в ожидании, пропускает удар.
- Тогда сделай шаг… страх — это всего лишь чувство. А у таких как мы — нет страха. Идущие к цели под угрозой смерти — не испытывают его.
И полуэльф шагает в пустоту, распахивая руки, разворачиваясь в падении спиной к жадной темной бездне, открывая глаза, и в последний миг видит на кромке неба четкий силуэт тонкой фигуры, с фарфоровым лицом, освещенным луной, на котором будто горят внутренним ледяным светом очень прозрачные зеленовато-серые глаза.
А после — свист ветра в ушах. В этот момент он отпускает все, что когда-либо чувствовал и на короткий миг становится никем, ощущая в груди пустоту и покой. Покой мертвеца.
Удара он не ощущает, а чувствует лишь, как за секунду до него его подхватывают сильные руки и вот уже он стоит на земле.
- Теперь ты понимаешь, что страха нет?
Слов не нужно, вампир и так прекрасно читает его душу, но от этого тоже нет уже прежней брезгливости или стыда. Есть только покой и пустота.
- А теперь мне надо восполнить израсходованный запас сил, - мурлыкает вампир в ухо. Полуэльф послушно склоняет голову набок и откидывает пряди волос, из которых в полете потерялась лента.
Боли — тоже нет. Только тепло, ощущение какой-то общности и второго бьющегося под ребрами сердца, а еще — азарта чего-то нового, более интересного в ближайшем будущем. И одновременно к губам прижимается кровоточащее запястье...
…дым, огонь и крики вокруг. За спиной слышится какое-то движение и полуэльф резко отскакивая в сторону тут же наносит удар эстоком снизу и немного сбоку.
Хрип, руку заливает горячим, на щеку также попадают горячие капли, а в двух шагах от него заходится низким грудным смехом тот, кто стал для него за эти последние пятнадцать лет наставником, братом, и чем-то таким, чему нет названия в простом человеческом языке.
- Наслаждайся битвой, братец, - смеется черноволосый вампир, - эти минуты ты запомнишь навсегда!
И он помнил. Помнил, как взлетал тонкий, слегка изогнутый меч в изящной руке, как трепетали и опадали полы его боевой белой формы, на которую не падала ни одна капля крови, как звенел в черных тяжелых прядях волос серебряный колокольчик.
Помнил, как испуганно смотрели на него глаза мальчишки в том горящем доме, а после — как полыхало марево пожара за деревьями, перекрывая зарево восходящего над северными горами, солнца.
Он помнил, что нужно убивать тех, кто пошел против клана, против их общей цели. Помнил, что нужно убивать предателей быстро и безжалостно. А на алтарь достижения класть даже свою жизнь при надобности.
Но также навсегда он запомнил, как в этот момент его душа также пропиталась той кровью, что заливала его лицо и одежду. Жалость нужна там, где она уместна. Там же, где есть цель — нет места ничему, кроме холодного расчета. Но отчего же внутри — пустота?
Тот, кто перемолол его личность в пыль и вылепил из нее идеального убийцу, лучшего в своем деле. Сделал его подобным себе, но при этом виртуозно оставил в нем все основные качества дома Аэреллион, словно острый клинок, отделив все, что мешало их плану.