Вспомнив об этом, юная графиня Плевако усмехнулась.
Глава 25
Дэниел глубоко вздохнул, оглядывая военный полевой лагерь. Время в военном лагере тянулось, подобно липкой паутине. Вронежского мутило от бесконечной муштры бывших крестьян и работников газодобывающих станций. Хоть и привыкшие к тяжёлой работе и лишениям, эти люди не были приспособлены для войны.
Имперские войска не торопились нападать после окончания перемирия, зачем-то предоставив Баронессе время для подготовки сил и формирования стратегии. Граф ожидал, что она направит его в самую гущу событий, но вместо этого госпожа послала его в самую глушь Соснопеня, куда-то за бывшие земли Залессных, на нейтральные территории у подножия гор.
Баронессу нисколько не удивило, что генерал её армии сопротивления выбрался из эпицентра тумана. Она невозмутимо выслушала его доклад о почти успешно проведённой эвакуации, о бесследно исчезнувших фанатиках. Даже известие о гибели всех, кто был в лагере на севере-востоке, не прервало видимого спокойствия Баронессы и мерного качания головой.
Как себе объясняла Баронесса и думала ли вообще о том, почему весь его отряд целым и невредимым выбрался из эпицентра тумана, — осталось скрыто за нечитаемой маской и обездвиженностью. Казалось, женщину мало волновало произошедшее. Ей словно не терпелось от него избавиться поскорее.
То, что воспринимать его назначение на должность командующего военного лагеря подготовки следует именно как ссылку, Вронежский не сомневался. Баронесса явно была раздосадована его провалом по поиску той, о которой говорилось в пророчестве, а потому решила помешать его собственным исследованиям. Недаром она послала его подальше от земель Вронежских. Военные лагеря подготовки были развёрнуты по всей провинции, в том числе и на его земле. Баронесса же предпочла направить его в глушь. По какой причине попал в такую явную немилость, граф благоразумно решил не уточнять.
Баронесса нехотя позволила поисковому отряду — его личной маленькой гвардии — отправиться следом за ним в ссылку. Нужды просить об этом не было — его люди в любом случае последовали бы за ним, но Дэниел не хотел, чтобы кого-то из восьми человек его отряда записали в дезертиры. Каждого он знал с младенчества. Они вместе росли в небесами забытой деревне на развороченных Императором землях рода Орефица. Их матери укрыли его мать от гнева нового владыки Империи; глядя в глаза, лгали рыскающим по всей провинции ищейкам. Сыновья этих женщин с молоком матери впитали волчью верность опальным Вронежским.
Невосприимчивость к тварям все они объясняли друг другу по-разному: кто-то предполагал, что порождения земли Орефица не могут причинить вреда рождённым на ней; кто-то признавался в дальнем родстве с родами Орефица и Вронежских. Как бы то ни было — твари их не трогали. За Аглаю и Нонну Дэниел был спокоен: родной город девушек — Волкомирск — располагался на землях Орефица. Но устоит ли защита рода Вронежских против интереса тварей к Нессе — граф не знал. Надеялся, что да. Прикасаясь к зелёному янтарю, он каждый раз чувствовал успокаивающее тепло под пальцами: по крайней мере, жива.
Тревога не покидала мыслей Вронежского. Под ясным безоблачным небом над лугами у подножия гор он ощущал себя беспокойнее, чем среди болот в густом тумане под плотной низкой пеленой облаков. Часто срывался на подчинённых, рявкал на сотрясающих плац нервным строевым шагом бывших крестьян, часами ругался с Эдгаром из-за порций, которые выделяли для раненых — в госпитале кормили лучше и многие умышленно травмировались на учениях, чтобы оказаться на больничной койке.
В конечном итоге, Эдгар не выдержал первым и предложил Дэниелу покинуть военный лагерь и отправиться на поиски девочек. Вронежский вскинул брови и написал приказ на отправление в отпуск своего верного соратника. Сам граф не имел права покинуть военный лагерь раньше, чем всех их не решат перекинуть на фронт. А без одного врача они как-нибудь управятся, в конце концов, поубавится количество желающих намеренно причинять самим себе увечья ради лишнего куска.
Эдгар покинул лагерь тем же вечером, а к полудню следующего дня вместе с конным посыльным пришёл приказ выдвигаться к фронту. С кривой усмешкой, Вронежский принял и приказ, и выделенного для него вороного жеребца. Передвигаться верхом было удобнее, чем в колонне пеших. Грузовики им так и не выделили, а последнюю уцелевшую мотоциклетку забрал Эдгар, поэтому добираться до линии фронта пришлось бы на своих двоих.
Отъезд Эдгара и приказ о направлении к фронту возымел на всех «травмированных» исцеляющий эффект — к утру здоровыми считали себя даже те, кто вчера ещё хромал или не в силах был встать с кровати. Большинство, конечно же, боялись оставить семьи без пособий — жалких грошей, что выделяла Баронесса, но при Императоре семьи не получали никаких компенсаций и лишались бы единственного кормильца. Но были и те, чей моральный дух подкрепляли проповеди Глав поселений.