Похоже, они считали эту работу развлечением. Мои ноги стали непроизвольно подкашиваться. Следом в дверь проскользнула нянечка. На их фоне она казалась маленькой. Оглядев комнату и двух красавцев, она громко гаркнула на них. Удивительное дело, но плечи красавцев сразу поникли, и сами они как бы уменьшились в размерах. Она стала отдавать им команды. Пояса красавцев вместе с мечами полетели на крайнюю кровать. С удивлением я осознал, что на каждом поясе было по два меча, помимо сумок и мелочёвки.
Мы достали носилки. Красавцы, под руководством нянечки, переложили раненого на них и перенесли в операционную. Там они переложили его на стол. Предоставленный самому себе, я занялся приготовлением. Закатав рукава и надев медицинский фартук, я с ожесточением отмывал свои руки. Конечно, мне доводилось проводить сращивание ран в разных условиях, но если была возможность, то предпочитал чистоту. Этому меня научил наставник. Вспомнив о нём и науке, преподанной мне, я невольно поёжился. У меня внезапно зачесалась спина между лопаток, то место, куда он мне бил посохом за плохо промытые руки. Сколько было слёз и обид? Но всё в прошлом. Я развернулся к столу.
Раненый лежал, вцепившись руками в края стола. Он был бледнее обычного, но пытался сохранять бодрый вид. Пора было начинать. Я подошёл к столу.
— Мне нужно, чтобы вы держали его, пока я буду сращивать рану.
Говорил я вежливо. Мои помощники не сдвинулись с места. Судя по их лицам, подобное обращение было для них в диковинку.
— Где держать то надо? — спросила нянечка.
— Вот здесь, за ноги, возле коленей и за плечи. — Проговорил я, смутившись.
Я потыкал пальцами на теле больного. Нянечка кивнула головой и повернула лицо к красавцам. Её глаза опасно сузились, челюсть выдвинулась вперёд, рот приоткрылся, но ничего сказать она не успела. Красавцы рванулись к столу с огромной скоростью, напугав меня и заставив попятиться. В мгновение ока раненый оказался прижат к столу столь сильно, что даже захрипел. Сомневаюсь, что у него были шансы вырваться из этих рук. Я успокоил себя и шагнул к столу. Настал мой момент истины.
Я подошёл к голове раненого и положил левую руку ему на лоб. Вторую руку я поднёс ему ко рту. В правой руке у меня находился небольшой деревянный черенок, очищенный от коры.
— Закуси, будет легче.
Раненый повиновался. И черенок перекочевал из моей руки в его рот. При этом его рот растянулся чуть не до ушей, а зубы намертво закусили дерево поперёк рта. После этого мой путь закончился напротив его левой ноги.
Я напряг свою волю. Всеми силами души я старался успокоить свои эмоции. В голову, как назло, лезли разные мысли. Приходилось тратить много усилий для того, чтобы очистить свой мозг. Моё тело было напряжено, несмотря на все попытки расслабиться. Хвала Всевышнему, что это была не первая моя операция. Руки не дрожали.
Требовалось для начала снять повязки. В Академии нас учили сберегать перевязочный материал. Это правило сохранялось и строго поддерживалось со времён Великих войн, когда ткани для повязок постоянно не хватало. Это правило вбивали в нас с самого первого дня обучения. Взяв тазик с тёплой водой, я намочил в нём небольшой платок, видимо специально используемый для этой цели. Мокрую ткань я наложил сверху на засохшую корку повязки. От моего прикосновения раненый дернулся. Его лицо перекосилось, и он глухо зарычал. Это было для меня что-то новое. Обычно пациенты госпиталей, в которых нам приходилось работать во время обучения, стонали, плакали и даже громко вопили. Рык был для меня новостью. Его глаза впились в меня. На них отразились недобрые намерения.
— Спокойно. — Сказал я больше для себя, чем для него. — Ничего страшного не происходит.
При этих моих словах нянечка оказалась возле его головы. Схватив его за небритый подбородок, на котором проступала недельная щетина, она развернула его лицо к себе.
— Ну? — сказала она, глянув в его глаза.
Раненный сразу же обмяк. Его голова откинулась на подушку, а пальцы ещё крепче вцепились в края стола, натянув ткань так, что казалось, будто она сейчас порвется. Я продолжал смачивать повязку, перемещая по ней мокрую ткань. Я чувствовал, как под моими пальцами засохшая корка на повязке постепенно размокает и становится мягче. Конечно, опытный маг сразу определяет, когда повязка размокнет и её можно будет снять, не причиняя пострадавшему сильной боли. Но мой опыт был недостаточен, и я мог рассчитывать лишь на везение. Я размачивал повязку до тех пор, пока из-под неё вместе с водой не стала вытекать кровь. Пора, решил я. Отжав воду с ткани, я уложил её в чашку рядом с тазиком. Развязав скрепляющий узел, я стал разматывать повязку, сразу же скручивая её в валик. Ткань была мокрая, местами пропитана скользкими, неприятными на ощупь комками размокшей крови. По мере разматывания кровь текла обильнее. Запахло гноем, застарелой свернувшейся кровью. Я снял последний слой повязки. Нянечка своевременно подала мне ведёрко, в которое я и скинул валик. Открылась рана. Зрелище было неприятное. Да я угадал. Широкий, заостренный наконечник пронзил ногу воина. После чего противник провернул копьё в ране, разорвав ткани ноги и перерезав сухожилия. В углах раны расположились засохшие сгустки крови. В разрезе раны виднелись углубления, разорванные сухожилия. Ткани были воспалены. Их, конечно, промыли и стянули, но грязь и зараза успели проникнуть в рану. В глубине раны виднелась белая кость. Во всём этом великолепии сочилась кровь, разбавленная водой.