Выбор был сделан. За пару месяцев до выпускных экзаменов, я забрал документы. В канцелярии вернули аттестат о восьмилетнем образовании и выдали справку, что я проучился в средней общеобразовательной школе № 190 с художественным уклоном неполных два года. Затем метнули укоризненный взгляд и сухо попрощались. Я стал свободен от ненавистных экзаменов, скучных одноклассников и чопорных учителей. Ура, впереди новая жизнь! Мама рассудила по-мужски:
— Не хочешь учиться — иди работать. Хватит висеть на нашей шее!
— Кто против? Я — нет! Буду работать и жить по человечески, — я согласился и снял все вопросы.
Далее на семейном совете порешили, что среднее образование можно получить и позже, а до армии не помешает освоить специальность и зарабатывать деньги. Я переехал к тётушке на улицу Смолячкова. В мае 1968 года оформился учеником автоматчика на завод «Красная Заря». Кадровик внимательно изучил мой паспорт, затем поинтересовался:
— Молодой человек, чего это вас в рабочий класс потянуло? Учились бы себе на здоровье, вон — прописка ленинградская, и живёте не в общежитии?
Позже я узнал, что цех № 2, куда меня и зачислили, считался самым тяжёлым на заводе, туда направляли иногородних граждан, бывших зеков и прочий неблагонадёжный люд. Началась новая жизнь. В семь утра меня будила тётушка, я что-то запихивал в рот и тащился к проходной завода. Мой рабочий день начинался в восемь утра, на час позже, поскольку я был несовершеннолетним (также пользуясь льготами малолетки, я имел право не выходить в ночную смену). Затем я подымался на второй этаж старинного заводского корпуса из красного кирпича и шёл в раздевалку. Цех встречал меня криками рабочих, невообразимым грохотом шлиценарезных и резьбонакатных станков, керосиново-масляной грязью под ногами, от которой подошвы рабочей обуви сжигались за два-три месяца. В четыре часа дня нашу смену выпускали за проходную и трудовые массы выливались на проспект Карла Маркса (ныне — Сампсониевский). Очень романтично!
Я иллюзий не строил, принимал непривычную нагрузку, опустившуюся на юношеские плечи, как необходимую трудовую обязанность. Работой совсем не тяготился, и за нее ещё хорошо платили. Когда я получил свои первые ученические, то без вычета подоходного налога набежало целых сто двадцать рублей рублей. Я понял — вот оно пролетарское счастье! Представьте я, пацан, заработал суммарное жалование матери и тётушки. По меркам 1968 года, мой гонорар был внушительным. Для примера, могу сообщить пытливым читателям, чтобы сходить в ресторан и нагуляться всласть, вполне хватало восемь-десять рублей (попробуйте нынче отдохнуть на такие деньги). Часть зарплаты я вручил любимой тётушке, а оставшиеся «бабки» начал стремительно тратить.
Я зачастил на негласную толкучку, тихо прогрессирующую прямо в центре города, напротив крупнейшего в городе универмага «Гостиный двор». Здесь из-под полы можно было приобрести (чаще говорили: «достать») тогдашний дефицит, в том числе, и зарубежный винил. Это историческое место звалось в народе «Галёра». Неизвестно, с какого времени толкучка стала центром теневого бизнеса. На моей памяти неприметные личности сперва лепились вдоль галереи второго этажа (отсюда и название), затем обнаглели и перебрались вниз, прямо к выходу из метро. И однажды вчерашний школьник, непривычно озираясь, появился на знаменитом пятачке, для того, чтобы прописаться там на многие годы. Детство закончилось, я попал в новый мир!
Центральная магистраль города — Невский проспект, жаркий летний день 1968 года. Я гордо стою у Гостиного Двора, в кармане широких штанов не затёртая «трёшка», а увесистые, полноценные пятьдесят рублей! Ни школы тебе, ни родителей, сплошная эйфория — я взрослый. Больше сорока лет прошло, а ведь помню это чувство щенячьей радости. Огромная толпа деловитых ленинградцев и растерянных, чуть заторможенных приезжих, обтекает меня. Людской поток, как и сто лет назад, льётся по тротуару, разбиваясь на отельные ручейки. Всем хочется нырнуть в недра универмага, что-то высмотреть и приобрести. Кому-то надо в метро (станцию «Гостиный Двор» открыли всего несколько месяцев назад), кто-то прислушивается к экскурсоводам, приглашающим через мегафон гостей нашего города посетить автобусные маршруты по памятным местам. Все это было уже тогда, сохранилось и в наши дни, — ничего не изменилось!
Возможно, именно в тот день или в следующие визиты мне предложили приобрести «французских обезьянок» — модную музыкальную группу «оттуда». Я повёлся и за три рубля купил свой первый музыкальный «раритет» — пластинку на «костях», то есть самопальную запись на рентгеновском снимке. Стыдно вспоминать, тогда я почему-то забыл, что группа «The Monkees» начинала своё победоносное шествие в Америке, что запись на «костях» именно этой команды — уже вчерашний день. Зато честолюбие подогревалось сознанием, что я стою в авангарде подпольного рынка продаж и обмена зарубежного рока!