Охота на змей [1/3]
В застоялом воздухе у границы переходящего в дремучую чащу перелеска застыла тишина. Казалось, само время приостановилось здесь, на подступах к Брайтморским топям, которые не столь многочисленные местные величали не иначе как Поганой трясиной. Кроме своеобразного чувства юмора селян, существовали и другие, куда более весомые причины недолюбливать это зеленовато-коричневое пятно на картах Королевства Абелон и называть его до того неласковым прозвищем.
На протяжении многих столетий эти земли оставались практически неизученными. Сюда не ступала нога человека, гнома, полурослика или эльфа, хотя последних всегда тянуло к спрятанным от любопытных глаз местам. По всей видимости, даже эти остроухие кочевники скверно уживаются там, где тебя то и дело грозит утянуть на дно беспощадная трясина.
Впрочем, это не могло продолжаться вечно.
Чтобы попасть из Брайтмора, городка, чьим именем и были прозваны болота, в Эстервиль, обходя топи по самым их окраинам, нужно провести в седле с неделю, загоняя при этом лошадей и жертвуя спокойным ночлегом из-за рыскающих вдали от городов тварей. Рано или поздно должен был отыскаться авантюрист, который отважился бы пройти через болота напрямки. Считается, что первым полностью их пересек караван Бальдера Малека, знатного торговца и доверенного лица Элверда Великолепного, тогдашнего короля Абелона. В сохранившихся источниках говорится, что именно во время этой экспедиции и были обнаружены громадные залежи торфа и знаменитого мха, обладающего исключительными целебными свойствами.
Много бравых покорителей новых земель нашли свой конец в зыбучих братских могилах во время основания первых поселений на этих болотах: кто-то скончался от укусов змей и гнусов, кого-то утащили и сожрали звери, а некоторые сошли с ума при самых загадочных обстоятельствах.
За все время на болотах сохранились лишь три деревни, да и те далеко не в самых глубинах топей. Обитатели этих деревень печально известны хмуростью, дисциплиной и ужасным чувством юмора. А иначе никак. Ты или учишься молчаливо давать стихии отпор, или гибнешь. Третьего не дано. Прочие деревни, жители которых не смогли навязать топям свое существование, до сих пор гниют посреди трясины, покинутые и одинокие.
Со стороны полей подул ветерок, которого оказалось достаточно, чтобы глухо затрепетали листья и пустились в пляс мигающие тени. В воздухе повис запах пшена и древесины – до поры до времени этот уголок Абелона был знаменит именно заготовкой леса и выращиванием зерновых.
Широко расправив крылья и громогласно гаркнув, из листвы выскочил ворон и низлетел на верхушку холма, где тот заприметил явно человеческий череп. Опустившись когтистыми лапами на кость, птица потянулась вперед и просунула клюв в пустую глазницу, надеясь найти там червя или какую-нибудь личинку. Однако почти сразу же ворон вынырнул из черноты пустого черепа, вздел клюв к небу, вгляделся вдаль и, почуяв неладное, с криком взмыл обратно в зеленую шаль.
Что-то приближалось.
Тишина с каждой секундой становилась все менее и менее абсолютной, пока в конце концов не уступила место мерному постукиванию копыт и скрипу старых колес.
Из-за горизонта показался внушительных размеров фургон, запряженный всего лишь одной кобылой. Поразительно, что такую массивную конструкцию сумела затащить на крутой склон одна-единственная лошадь. Тяжело дыша и еле-еле переставляя ноги, она дотащила свою ношу до самого верха холма и с облегчением продолжила путь вниз. На спуске фургон то и дело опасно водило из стороны в сторону по ухабистой дороге, пару раз он даже грозился упасть на бок, но все же устоял.
– Дороги здесь не выдерживают никакой критики, – произнесла фигура, занимающая место извозчика.
Голос фигуры звучал грубо, но по-своему мелодично. Он явно принадлежал мужчине, но по тембру сложно было определить возраст. Ему могло быть как под тридцать, так и под все пятьдесят человеческих лет. Говорил он размеренно, чересчур растягивая слова. Внешним видом извозчик не привлекал к себе лишнего внимания. Его лицо было скрыто широкими полями шляпы, а тело черной накидкой, которой он укутался словно одеялом. Даже руки с натянутыми поводьями и те затерялись в складках темной ткани. Издали его легко можно было принять за паломника, который отправился в путешествие к очередной святыне.
– Печет, хоть вешайся. Сейчас бы набрести на какое-нибудь озерце да передохнуть.
Кобыла фыркнула и потрясла гривой.
– Знаю я, что тебе приходится тяжелее. И то, что чистых озер на болотах не водится, тоже.
Извозчик туже натянул поводья, и фургон остановился перед сплошной линией деревьев.