И человек бежит от времени к пространству.
Потому что оно ему представляется бессмысленным. Да оно так и есть в линейности в мире сем. Где время отпускается «даром», с чем можно распоряжаться как заблагорассудится.
И это есть ситуация для «свободного» человека, в котором тоже «душа в теле». Но она в нем как бы навсегда заключена без того, чтобы проснутся. Хотя душа может вздрогнуть (не только в кошмаре сна), но в абсурде обыденности из встречи с себя подобными, другими в роде. Где она и жертвуется, преодолеваясь в духе. Ничто как возможность таится телесно и испытывается как таковое из времени в тяжести бытия, приниженности земной. Но душой овладевается (усваивается) в ее как раз замещении собою (жертвовании) и подъеме из междусубъектности к духу. Вот где «душевно-духовная» «машина-времени» в человеке. Это всем «машинам машина». И возможно даже таким образом осуществляется «путешествие во времени»? Но не как возвращение в прошлое или забегание в будущее, а когда они оборачиваются ликами настоящего, в его вздуженности, взбугренности, небесной воздушности.
Да элементарно или эмпирически это приподнятое настроение, когда «мы в своей тарелке»!
Ничто и есть здешнее тело в душе из духовно-вселенской перспективы под небесами. Это то, что нас здесь разделяет для единения там. А мы норовим все «совокуплятся» сейчас же и здесь?! Что впрочем всегда доступно и соблазнительно, что не стоит труда. Над чем не надо «морочить голову». Какая там любовь?! Подавай секс!
Вот когда время должно осмысливаться, оцениваться, обозначаться как бремя! Странно, но тяжесть времени «преодолевается» легкостью поведения в телесных отношениях?! Сопутствием перебивается присутствие. Почему?
… Жизнь (в роде) заставляет сворачивать время оттуда-сюда в горизонтали пространства. Бытие под временем — в со-бытие из про-странства.
Да, но это говорит о том, что в конечном счете оттуда-сюда время есть отсюда-туда пространство. Но время тогда актуально, а пространство потенциально (вечность — всегда, бесконечность — иногда; вечность постоянна, бесконечность изменчива).
И проблема в том, чтобы быть из времени в пространстве. Без того, чтобы исчерпыватся в этой метаморфозе. Потому что для человека «первично», изначально время, а пространство «вторично», функционально. В оси времени представляется радиальность пространства. Но в заблуждении хроно-топос оборачивается топо-хроносом. Время пропадает в протяжении. А посему присутствие оттуда-сюда — это для человека всегда драма и даже трагедия в смысле жизни.
Вопрос, каким образом время оборачивается пространством, поэтому является основным для «антропософии». Но негативно, потому что есть соответственно обратный ход — от прострации к воспарению во времени к вечности. Что уже не эмпирично, а рефлексивно, не экзотерично, а постигается (если не достигается) в эзотерии.
Собственно время сворачивается человеком на пространство в сообществе — в труде, в активности опосредствованной социально, а потому и предметной, по крайне мере знаковой.
Свернутое к пространству время — это время с «разинутой пастью» про-странства. Но в этом превращении времени в пространство вместе с успехами деятельности и душа исчезает, все внутреннее оказывается исчерпанным (полностью) во внешнем. Внутреннее оказывается замещенным во внешнем. Душа не отдается, а теряется.
А причем тут душа, спрашивается? А она и есть живой труд, затраченное время, приложенные усилия, а главное — самоутверждение в роде, в котором человеком как бы обретается местоимение. Это и есть тот самый феномен отчуждения.
Обращение времени в пространство человеком в роде невозможно без потери души. От чего отличается обретение времени при жертвовании (ему же) души, но уже в свободе из-под необходимости. И теряется душа бессознательно, а жертвуется сознательно. Там единичность в роде, здесь род в единичности; сцепленность и расцепленность, скрытость и раскрытость, скованность и раскованность, скученность и разметанность.
Род в единичности (точнее вероятно, вид в индивиде) — это и есть душа в духе как космическая открытость человека вверх, над собой.
Мы существуем, живем, делаем что-то в мире сем из времени в пространстве, но чувствуем, знаем, мыслим из пространства во времени. Первое невольно, второе — по силу воли.
Время сворачивается в пространстве, но встречается душой оттуда-сюда до того, как оно застывает в мире здешнем, в рассеянном, растерянном покое. В который-то душа и может впадать перед ничто? И не время ли вообще «спасается» душой из его потерянности, а не человек? Да, но это и есть его предназначение, в этом обретении времени он открывает себя. Во взваливании на себя тяжести времени, вынашивании в себе его как бремени. Поэтому и даются проблески души как надежды человеку.