Хотя в философском плане это диссонанс с религией (христианством), где из отрицательного богословия объясняется возникновение мира как из «божественного ничто». Но в нашем случае чудится не противоположное, а как бы компромиссное: из единобожия возникает мир, но не один и тот же (как сей мир), а многожество миров в смысле множества «богов». Так что моно-божие опосредствуется в мире много-божием, монотеизм оборачивается политеизмом. Он «не просыпается» из архетипического состояния, а востребован и порожден из потерянного времени, теперь наконец-то обретенного как времени из пространства или, точнее, над пространством. Можно допустить отнологически: в расширяющейся вселенной рождаются «расширяющиеся» (дополнительностные) существа. Вселенная становится свободнее: дух — душами, пространство — временами…!
У времени нет начала, но у него — одни концы. Т.е. нет и одного конца, во всяком случае до сих пор, исторически. Бог нас миловал, спасибо ему, при всех наших прегрешениях! А кстати, почему? Чего он ожидает от своих тварей? К добру-то дело не идет?! Не ожидается ли претворение от самих тварей, если не в (самих) богов, в вызовах перед своим небесным создателем, а в уместных между собой и перед ним божеств как небожителей из убожеств в соблазнах дьявола в мире сем? И тем самым не призывает ли он к себе без упований, что это будет осуществлено?
А впрочем, это ведь уже заложено в душах, которые должны быть отданы вечности как началу начал во времени?
И смысл жизни не познается, а испытывается в душевных муках. Познание имеет своей целью небытие, смысл же жизни — обретается в бытии. Но тем самым он предполагает движение от познаваемого небытия к переживаемому бытию? Но тогда человек из «нести» оттуда-сюда «еси» отсюда-туда? А ведь думалось, что путей и средств для этого не существует» (ср. выше). Ну да, потому он и «еси» отсюда-туда, что он из «нести» оттуда-сюда. Т.е. отсюда-туда не имеет собственно начала, оно и заключается концом времени в душе как ее началом в самоотвержении. К тому же это и есть препон (тупик)в познании, от которого «отправляется», отстраняется (выстрадывается) душевно-духовная жизнь. Тут вообще нет места размышлениям, а сама стихия жизни, т.е. всегдашняя предначальность как из-начальность. Смысл жизни весь складывается из свернутых начал познания как концов времен в душе и душах. И в смысле жизни нужно видеть справленные заключения познания, где они совмещаются друг с другом в веяре открывающихся возможностей.
…!?
… Кстати. Так ведь тяжко не одиночество, а единичество. В котором-то и приступает непонимание других, да и вообще холодный мир вкруг себя. Его-то и выдерживать невозможно и испытывается редкостно, чтобы спасаться в ему же сродственных состояниях с-ума-сбродства или попросту в обыденных глупостях, как-то привычках…
А одиночество — это ведь уже удел по человечеству. По которому осознается Мы в мире, в котором еще не нашлось места. На какой ляд Я, как скопом Мы, нужны в мире сем, а там дальше и запредельно не в мире сем, в котором-то и не предполагаемы как теперь есть и хотим быть?
… Да потому что, и крутится все время мысль о человеке как об единичности и одиночности, которая вселенна, иначе бы и не было мук мыслей о неузнаваемости себя в мире сем.
Человек единичен по крупицам и одинок по большому счету. Мелко единичен и по большому счету одинок. И непонимание, и все зло в мире сем из того, что мира-то и нет меж людьми. А есть россыпь единичностей, какого-то черта появляющихся все вновь и вновь и соперничающих (в независть муравьям и пчелам) друг с другом и внутри себя «насекомых» как таковых.
Вот тебе и спор номинализма и реализма, который разрешается в очередном заблуждении, когда открывается человек в его очередном заклании. Через императора, через класс или через что угодно, но всегда в персонификации одиночества в единичестве…
Да, но не из собственных ли соображений о себе же это умозаключения, которые адресуются человечеству? Да, конечно, подо-зрения об этом могут возникнуть. Дескать, нечего выдавать за философию то, что тебя мучает. Это называется «задавака»! Но ведь при этом за словами «единичность» или «одиночество» просматривается общечеловеческий фон. И вообще это проговоривается на я-зыке, в котором мы вольны из невольности его. А что же вы хотите, чтобы я вообще не говорил, не выражался? Так что, спор тут никчемный. И, кстати, «муки слова» как раз схватывают эту ситуацию. Но я говорю не о филологической, а о философской ситуации, т.е. о бытии и небытии человека! В чем оно — в этом или тамошнем? Здесь или там? Теперь или потом? Я вообще есмь или не-есмь? И сам черт запутается в этих вопросах!