Ну да, это все вербализуемые ситуации, в которых оказываемся? Хотя непонятно ведь, отчего это оказываемся? В непонятности? Чего непонятности и от чего непонятности?? Эй! Чего было?! Аль померещилось?!.
Ну да, показалось кажись!
4. Сверхчувственный мир из noos
Человек как душа приходит в этот мир и всю жизнь пытается достать себя в небытии, что и происходит наконец-то в смерти. Когда уже происходит возвращение в мир иной. «Қайтыс болу» (каз.).
Познание себя и имеет целью постижение внутреннего ничто. Это и осуществляется в отступлении от мира иного в мир сей. «Мыслю следовательно не есть», уже при исчезновении пребываю (против Декарта). Но это самопознание отправляется (отталкивается) от чувств, в которых мир иного сохраняется как содержание в форме, как возможность в действительности, как сущность в явлениях (Кантовская «вещь-в-себе») и т.д.
Мир иного не остается по ту сторону, из него человек и есть в мире сем. Т.е. из чувственной трансцендентности (трансцендентально) дан в разумной посюсторонности. Не сей мир чувственен, а потусторонний мир. А потому он и не трансцендентен, а трансцендентален. Мы из него можем осуществлять трансцензусы, приобщая (причащая) в разуме к миру сему, т.е. разумея, понимая его, мы в нем бываем подчас.
Но трансцендентное трансцендируется (осваивается, распредмечивается-опредмечивается) в разумо-чувственности души. Сама по себе (здесь) чувственность преходяща, она посещает и покидает человека. Требуются душевные лучи, в которых умо-зрением, со-зерцанием из точки зрения как миро-воззрением воспринимается мир иного, из которого мы (кажется) есть в этом мире, но в котором не есть, а можем быть (как) из должного, его превышающего, упреждающего подлинного мира человека.
В душе человек соприкасается с миром иного, без нее это связь обрывается. Но душа требует работы ума и чистоты чувств, через которые мир иного предстает как собственно мир человека.
Да ведь по другому это описывается материалистически, когда говорится о познании «объективной реальности», которая не зависит ни от человека, ни от человечества. Но это нужно дорефлексировать до ничто в человеке, к которому он сам отступает в разуме от мира чувственного. Но в своей кажимости мир чувственного промежуточен, транспарентен. В нем иной мир мерещится как «иной мир», как чуждый, потусторонний для человека.
Но в подлинной рефлексии, в поисках ответов на предельные вопросы они находятся и решаются оттуда-сюда. Из самой природы приходят ответы, она начинает говорить человеку, что он есть оттуда, что он там находится у себя. А посему истина, добро, красота — это всегда призвание человека.
Но тут проблема как раз в расхождении этих векторов (зовов-призывов) оттуда-сюда и отсюда-туда. Собственно, они даже не расходятся, а нейтрализуются в хроно-топосе как топо-хроносе. Подменяют друг-друга, замещаясь взаимно.
Оттуда-сюда мы живем и проживаем всей жизнью вплоть до смерти. Потому что — и в этом парадокс бытия человека — все помыслы его в потребностях, интересах, целях жизнедеятельности быть отсюда-туда. Его занимает «быть из небытия» и не быть в бытии! И это даже не какая-то метафизическая необходимость, а просто «механика».
Оттуда-сюда «тянется» (и растягивается) тут как тут в предуготовленном (и упреждающем) отсюда-туда. А дело в том, чтобы оно было встречаемо и овладеваемо, обретаемо, испытываемо душевно-духовно. А не пропадало в удовлетворении потребностей, реализации интересов, достижениях целей и тем самым в душевных опустошениях, которыми приходится расплачиватся в этой жизни как в кабале сего мира, не выбираясь из него и превращаясь как бы в раздувающийся, готовый лопнуть «пузырь» исполненных желаний и т.д.
Пространство наполняется временем, без того чтобы раскрыватся в нем и из него же...
Да ведь не после смерти, а при жизни нужно испытать человеку себя в мире ином. Да и надежды на то, что посмертно оставишь свое доброе имя (в наследство другим), могут исполнится, если это вообще исполнимо, в прижизненной самоотдаче.
У жизни один топо-хронический конец и множество хроно-топических начал (душ в духе). В этом наверное и все дело?
Поэтому не оттуда-сюда должно пропадать (хотя и пропадает) в отсюда-туда, а отсюда-туда обретатся в оттуда-сюда. Вот где Гетевское «каждый день — за бой!» — работает!
Но тут еще и ситуация повседневности, обыденности просматривается и сквозит.
Мир иного пропадает как раз в переходе от чувственного как мира нашего и лежащего в ногах к рациональному вообще как его превышающему. В уме заглатывается и прожевывается, переваривается то, что представлено чувственностью. А поэтому воздать должное миру иного можно лишь в почтении к нему как чувственно-сверхчувственному миру, как миру оттуда-сюда. А не просто медиально-промежуточному. Он сверхчувственен и не может быть вмещен в «ум вещей» в мире сем. Потому что сам «ум вещей» (noos) связан (скорее) с миром людей.