Душа и пульсирует в точко-тучности, т.е. сменяющихся и кружащихся взглядах, в круговращениях точки зрения вовне и вкруг себя с отдалениями и приближениями.
… Да возможно, но все это лишь поверхностные раскладки мысли о душе и духе в связи со временем и пространством, с преимущественным акцентом на пространстве, все еще сохраняющегося.
А ведь надобно, чтобы в человеческом было обьято общественное? Что было заявлено в «третьем человеке» и теперь-то в «педалировании» на времени оттуда-сюда может быть в душевно-духовных измерениях или ипостасях и нужно добиватся этого уразумения общественного в человеческом, а это и будет означать — определиться, справиться с миром сим из мира иного? И тут, кстати, акценты, векторы, символы (ценности) должны заработать вовсю душевно -духовно? Из мира иного, во имя мира иного, над миром сим, в мире сим, вопреки мира сего и т.д.?
Ну, скажем, что есть «небытие» или «точечная ничтойность» человека в мире сем? Это не может быть отнесено к здешним порядкам. В своем небытии в сем мире человек доподлинно есть в мире иного или из мира иного? Скорее всего именно из мира иного он есть в мире сем в небытии. Но вот тут-то и «собака зарыта», это «есть» — в штучности, обособленности, безличности, омассовленности и т.д. И из этого же состояния человеку вовеки-веков, никогда не может светиться освобождение. Возможны лишь социальные потуги в утопиях. Или «пустое равенство», «негативная свобода», «стихийный охлос братства».
Притом, что относительно лучшего (чем этот) мира сказано преизбыточно, со всеми достоинствами и недостатками в его изображениях, а о том, в чем человек уперт, в чем он растерян, в чем он отчужден и самоотчужден сказано недостаточно, если сказано вообще что-то, за исключением марксизма? Как единственного варианта цивилизационной самокритики человечества, но и как недостаточной (философией) культурой самосознания при установке на практическое преобразование сего мира.
Понимать ли сей мир из того мира или возводить его к миру высшему — разница не такая уж большая, а по существу это одно и то же. По существу при этом (в том и другом обращениях, оттуда-сюда или отсюда-туда) остается в равнодушии человек.
И неисправимость его в захваченности, завязанности, замазанности, замурованности во внутренней и темной бездне. Поэтому и своим он должен считать не присутствие среди других в этом мире, а точечность, которая не математична, а душевна как исходящий изнутри дрожащий лучик света. Так что время как свет оттуда-сюда пробивается через тьму присутствия в мире сем и встречается, откликается, отсвечивается светом души из человека. Поэтому и оттуда-сюда («из») и отсюда-туда («из») в душевно-духовном самостоянии человека дано.
Вот таким-то образом «свет во тьме светит и тьма не объяла его» (библ.). Но при этом «вначале было слово» все-таки. А это значит, что для человека и человечества преимущественно время, в котором слово и светится. Но в нем же и душа отзывается времени, пробуждается сквозь давящую повседневную темноту или просто серость обыденности лучиком света.
Поэтому и открытие человека может и должно совершится просветлением его же мира, когда «то что внизу, то и вверху, а то что вверху, то и внизу» («герметически»). Не просвещение в знаниях извне во внутрь, а высветление изнутри-вовне в душевно-духовном горении — разнесении света.
Но время довлеет именно в этом душевно-духовном состоянии, которое выдерживается как самостояние из душевных опор в мире сем и которые обретаются из череды прижизненных рождений души во времени. Готовых, завершенных душ нет, они тогда мертвы. Душа поэтому не содержательна. А есть всегда выдержанность (воздержанность от одержимости). Поэтому она и «обязана трудиться», она и есть навалившаяся тяжесть, «метафизическая трудность труда» для физического существа.
Пока живет человек — даже в сем мире — свет для него нескончаем. А кошмар — это событие местного значения. Хотя, впрочем, бывают и радостные сны.
Можно сказать и так, что душа, выдерживая время, и удерживается в нем и символически содержит его в себе, в смысле одержимо обозначает собой в его выражениях, вплоть до поэтического фонтанирования в образах.
Поэтому порождения души — это всегда со-бытия врывающиеся в повседневность и взрывающие обыденность сего мира. Хотя бы это было и не заметно для современников. А может и остается неизвестным и в последующем.
Но и порождения души — это не ее собственные представления, даже не то, что она предложила (из себя) в самоотвержении, а события как факт проявления оттуда-сюда, в котором человек достал до дна души. Точнее, досталось поневоле, поэтому в самопожертвовании не может быть отчета-расчета с собой. Вложение души в творчество и есть «потлач» как безвозмездный дар. Иначе — это халтура, в которой-то и производятся расчеты со временем. Обьяснения причин творчества немыслимы и недопустимы, так как они сводятся к ничто, если отдалась душа.