Потому что до этого наяву было соображение о том, что «общество» нужно представлять «особенным» между миром сим и миром высшим. Но из этого сна («доброго», между прочим!) общество ли это, а может даже общежитие как домом видится, вырисовывается, обозначается сам этот мир, в котором мы живем? Вообще, не в сем ли мире нужно (разобратся) переопределятся с логически «особенным» между мирами как общежитейским междумирьем?!
И в нем тянется душе оттуда-сюда к встречаемым здесь душам (оттуда-сюда же). И в нем же нас посещают мысли или обозначаются мысли, гуляющие в интерсубъектности дольнего мира.
Аргумент ото сна, конечно, не может быть решающим. Но если это добрый сон, а не кошмар как «предупреждение об истине», то это уже ведь намек на истину, если не сама истина? Только требуется его читать из наяву. Что я и пытаюсь делать не в тщеславии к открытию, а в честных муках поисков выхода из отчаянной ситуации, в которых, как ему сдается, оказался ваш покорный слуга в осмыслении времени для человека?
Сон не нуждается в аппеляции к нему для доказательства чего бы то ни было. Но он требует своей разгадки? Он говорит нам о чем-то? Он не может быть сплошной бессмыслицей, а если даже так, то и в этом случае требуются обьяснения, а не списывание со счетов? Кстати, со счетов-то именно у времени? К которому сон имеет непосредственное отношение как «самое феномен времени»?
… Да, но это «общежитейское междумирье» не может ли предстать в переосмыслении (и переустройстве) из обыденности в «домене человечества», достойном его из «вечности в конечном» при овладении «бесконечного в преходящем»? Где разумность единящей истины оттуда-сюда освещается душевными лучами света из душ отсюда-туда во времени?
И не к этому ли надобно все корректировать и принимать в расчет в научно-техническом прогрессе? «Умные технологии» оценивать и определять в душевном освещении? А может и по-душевом контроле (исчислении)?
К этому же, что размышлялось в пробуждении и трансе спросонья как между сном и явью, в «не туда и не сюда»? Сдается, что тут все гораздо сложнее обозначается чем монохромное деление на сон и явь. Во сне частые кошмары и изредка добрые сны-намеки. Наяву: бодрствование из повседневности и в обыденности… И не в спросоньи ли испытывается сознание с раскачиванием в нем из подсознательного ото сна к яви и от яви ко сну? Вот тебе и «бытие-в-со-знании» как состояние спросонья?
Оно-то и особенно в междумирье оттуда-сюда и отсюда-туда? Когда в душевно-духовном самостоянии «человек и червь, и дерево, и птица» (Ницше). И здесь же он во времени из одновременности.
7. Двойное жертвование души
Относительно того, что «sum ergo cogito» — в перевертывании Декарта.
И это требуется не только для избавления от рационализма вообще, но и как поворачивание антропоцентризма на механизм творчества.
Быть значит не знать, знать значит не быть. Если творчество есть бытие из небытия (уже у Платона), то оно следовательно есть не знающее бытие, в нем мир не познается, а испытывается в обратном порядке, рационально-чувственно, т.е. интуитивно, в умо-зрении, в миро-ощущении. И в принципе творчество не преобразовательно, а созерцательно. Оно не есть и самоутверждение, а самоотвержение (самозабвение, самопожертвование).
Познание как самопознание есть предваряющее условие творчества. Оно и осуществляется в подключении к миру человека с исключением из него себя. Для овладения (последующего) мира от него и (предварительно) требуется отступить в небытие собственное. Познание мира невозможно без насилия над собой. Это и есть воля к познанию. Объективная реальность не дается без впадения в субъективную ограниченность. Точнее, без выпадения от бытия мира в собственную ничтойность.
Это тоже самопожертвование. Предваряющее творчество познание страдательно. Но оно необходимо для субстанциального утверждения мира. Так что, в результате (к итогу) познания субъективность пропадает, преодолеваясь и жертвуясь объективной реальности.
Познание мира как самопознание человека, с ухватыванием в нем своей ничтойности, есть предпосылка (метафизически) творчества как душевно-духовного самостояния во времени из вечности.
Но, в одном случае (в мире сем), от своей ничтойности человек отправляется к самоутверждению в приобретенном из познания мире, распространяясь в нем собственно и отчужденно (теряясь в своей потерянности). А в другом — (в перспективе мира иного), жертвуется уже само приобретенное пространство (как мир сей) во временном состоянии (состоятельности) под сенью вечности. А иначе это обознается душевно-духовным самостоянием во времени из вечности. Приземленно-психически это называется «вдохновением», которое с нами приключается, т.е. происходящим и посещающим временным событием. Но то, что оно оттуда-сюда — это несомненно!