Так что, это врéменное вдохновение может быть обозначено во временнóй перспективе из сего мира, но как душевно-духовное самостояние из ретроспективы иного мира в истекающем от самой вечности времени же (уже) к измученному в душевно-духовных неразберихах, переполохах, сумятицах человеку, т.е. к несостоятельности его в междумирье и лишь порой мелькающих надеждах и трепетных позывах оттуда-сюда.
В душевно-духовном самостоянии приобретенное пространство раскрывается навстречу ветру перемен и работает (темпорально) в режиме сверхзаданного времени (чуть ли не по «сверхзадачам для актера» у К. Станиславского). Таким образом, жертвуется «приобретенное» ради подлинного обретения, само пространство обретается во времени. А в целом человек из потерянности в мире сем возвращается к себе из мира иного (в мире сем же).
Потому вдохновение и есть состояние самозабвения. Это жертвование пожертвованным. Точнее, длящееся состояние жертвования пожертвованным, отдавание души. К этому нет путей заведомых. И обнаруживается всегда постфактум. И это длящееся состояние в творчестве есть внутренний механизм душевно-духовного самостояния человека, в режиме работы которого выдерживается, удерживается, поддерживается время от вечности.
Само единение души и духа длится во времени и отсюда-туда крутится в оттуда-сюда.
В духе отзывается, освещается, воплощается самоотдача души во времени из вечности. Это не потерянная, но отданная душа звучит, светится, вычерпывается из приобретаемого (в нем) пространства как «тела культуры» в зове времени под вечностью. Отпавшая в познании от текущего — преходящего времени душа возрождается во времени, выпадающем на человека как дар от вечности в мировом состоянии души. Это и есть метафизика творчества, его поднебесная механика.
Так что, имеет место двойное жертвование души. Эмпирически она теряется поневоле в познании (отставляется, упраздняется) в мире сем ради его обладания в овладении, т.е. практически. Метафизически же она жертвуется в своей «пожертвованности» как распространенности в ничтойной собственности в мире сем, так что метафизика творчества это небесный суд над собственностью. И парадокс в том, что изначально душа приносится в жертву рассудочно (если не разумно, то во всяком случае рационально), затем это происходит стихийно («спонтанно» — может быть?) в буйстве чувств?!
8. Душа — посредник времени
(Сон на 22.12 2019. Смутно о «феноменологии». Кажется, о «видении из смотрения»..?)
Субъект-субъект и «Я — Другой»? Интерсубъектность пространственна, Я — Другой времéнно. Поэтому и время к душе ниспадает в конечности и воспаряет к вечности между-субъектно. И сама душа (в этом) волнуется, сникает и возвышается, блуждает во сне и бодрствует (в исчезновении и возникновении).
Мы каждый день, просыпаясь, приходим в этот мир, вновь рождаемся в душе — с обнаружением себя (из души) в телесности в мире сем и среди «других», но себе подобных, встречающихся и повторяющихся в подтверждениях собственной телесной ограниченности, точечной разбросанности…
Но Я — Другой времéнно в одновременности, не в протянутой, а релятивно-мгновенной, в которой они мелькают, чередуясь и сменяясь между собой. Интерсубъектность же разновременна, если она, как и «полагается», развернута обыденно-повседневно в сем мире. В ней-то время и течет от прошлого через настоящее к будущему, пропадая в них как отпавших в пространстве временах. А потому оно и преходяще. К тому же и односторонне, неповторимо (вторно) и пропадает оно окончательно в интерсубъектности как субстанциальном калейдоскопе.
Душа рождается и возрождается из и в между-субъектности. Она выпадает и вырастает из нейтральной почвы между субъектами как семя времени во плоти одновременности.
Так что, время неповторимо, но обрываясь в повседневности и отрываясь (открываясь) в своем падении в душе, ухватывается во взметнувшемуся от нее духе — как в одновременности в душевно-духовном самостоянии человека.
Время тем самым ловится в слове души через слог духа под поэтическим сводом небес; в жертвовании поименной временем души как самого сокровенного тому, что превышает и покоряет как всесовершенное человека из этого мира. Но что и освобождает его от Я в Другом, от которого и была услышана весть и к которому осуществлялся позыв.