Конечно, что-то с нами всегда происходит? И может быть это недоступно мысли, а если даже доступно, то до какого-то уровня-предела. Поэтому и ставка может и должна быть сделана на душевное вникновение, да и то в намеках, в знаках, приметах, в образах-обозначениях, позывах-отзывах...
Время выражается душевно. Да и это-то и есть видимо его личностный окрас. И наоборот, в этом и дело души заключается собственно, а все остальное в ней — это все вокруг да около времени крутится. Не сказать, что кроме времени для души ничего другого не существует. Даже может быть, именно ей нужно быть касательной относительно всего остального в мире человека для самого человека как его души?
И может статся, что пределы мира сего и обозначаются душой? Она и пульсирует в нем во времени?
Да, но то что времени как такового не существует и имеется в виду, когда говорится об его относительности. Оно всегда прилагательно, а не самодостаточно.
И то, что из мира сего душой учитывается прежде всего время и есть смысложизненная потребность, задача, цель, одним словом необходимость, без отзыва на вызов которой и свободы как «век воли не видать» (даже в воровском жаргоне)! И вызов этот идет непосредственно от ближних.
Но душа здесь не обратное времени явление «борьбы за существование», она вообще не явление, а проявление как феномен человеческого в человеке. Отвечающий исполнению его предназначения. В ней и обозначается само предназначение из мира того в мире сем. К этому и подвигают ближние из среды других.
… К тому же. «Как бы» — подразумеваемая, неотьемлемая приставка образа. И стоит ее отнести к понятию как оно тут же превращается в образ.
Поэтому и душа есть «как бы состояние вечности в человеке», т.е. она — образ вечности в человеке или сообразна вечности, внемля ей во времени.
11. От заблуждений души к духу времени
И возможно, что за свободу душа и расчитывается со временем в заблуждениях, а пределом их является само творчество. «Расчета» как такового и нет, душа отвечает времени в заблуждениях уже на окраинах (перифериях) центробежного бытия в обыденном существовании (во встречах и проводах солнца).
Потому и истина души — в заблуждениях, которые для нее и существуют как знаки, обращающие человека на себя в индивидуальности из среды других. И все, что превышает человека в окружающем мире, а тем более в ином мире как совершенном, для него значимо, т.е. душевно.
Нельзя конечно сказать, что вот это восходящее солнце только мое или звездное небо относится лишь ко мне. У души нет собственнического инстинкта, но она обозначается из всего остального мира как мира меня признающего и мной же не познаваемого, а узнаваемого.
Для души весь мир — дом родной!
Но если истина души в заблуждениях, то вот нельзя сказать, что красота для нее в уродстве, наоборот, в красоте уродство унижено. Истина может быть дана в заблуждениях, т.е. обозначена ими в душе, а уродство отвергается душой в красоте, хотя все «совершенное не бывает завершенным» (Гете)? Еще сложнее с добром и злом (ср. выше). Они меняются местами.
Но одно здесь явствует: душа ценностна, более того в «ножничной разнице» с разумом она всегда в состоянии «переоценки ценностей» (призыв Ницше).
И она, будучи посредственной, условной, релятивной в обыденности выглядывает из состояния равнодушия, вглядываясь в наступающие времена, внимая из со-знания, совести, с-праведливости, со-страдания... к переменам в субстанциальности человечества касательно их обозначения в ценностной переориентации.
Потому душа всегда в поисках выражения. Она страдает неполнотой своего исполнения в языке. Этика и есть ее язык, эстетика — это то, чему она может быть покорна, поклонна. Познание — то, с чем она порывает связи, хотя и не может вовсе оторватся.
Но если в заблуждениях душа прикрывается от времени, отрываясь от познания в истине в иллюзорном воспарении над миром сим, а фактически совпадая и уравниваясь с ним и тем самым и обозначая его в себе, как бы накрывая его собой. То, в красоте как степени совершенства сей мир раскрывается миру иного (из уродства). А потому в красоте и сообщается символически оттуда-сюда, в ней вещает время из вечности. Это представлено образом прекрасно-мудрой Софии!
И таким образом, оттуда-сюда время как свет из поднебес очаровывает, а отсюда-туда перекрывается заблуждениями. Все это допустимо. И именно поэтому может быть вся проблема и заключается в добре и зле — в смешении их как мировой завесе, чуть ли не «замесе как неразложимом растворе» из хроноса и топоса?! Где хронос теряется в топосе, а топос в хроносе? Т.е. в цивилизационном мироустройстве?