Относится ли это к «вечному возвращению», в коем имеет место «причастность мгновения к вечности»? Или же из мгновения конечное предстает в вечном? Причастным к вечному делает мгновение конечное, а не оно само делается как таковое. И собственно причащение к вечности это и есть возвращение во времени человека к себе. А мгновение — сон наяву, когда видится то что не есть во всем встречаемом, а не сон во сне, когда встречаешься лишь с самим собой в теперь и здесь.
Кошмар во сне — это встреча во времени (как мгновением) конечного с бесконечным, так что оно таким образом разлетается, рассыпается, разменивается в блужданиях покинувший тело души. Она не отлетает, а разметается, не собирается тучно, выбираясь из точечного я, а разметывается штучно. Так что, в своей конечности сникает перед вечностью в сериальности индивидов.
Поэтому человек (практически) имеет дело по всей видимости, преимущественно в своей конечности (неделимого) индивида с бесконечностью, что и демонстрируется в его рассудочном поведении (в привычках, по характеру, из судьбы). И в редкие мгновения душа конечна в вечности из рядовой единичности человека в бесконечности, в коей-то он и есть пропадающая душа, законченное существо вплоть до подлости, низменных инстинктов. Собственно, это тоже возвращение, но не вечное, а обыденное, расхожее как вторящееся неестествование (абстрактное время) без естественности души.
Душа конечно есть и в том человек у себя в вечности находится. Возвращение к тому же самому, что он есть — это не возвращение как таковое, а обретение себя из пропадания. Единственно, что относится к возвращению — это время опосредуемое во мгновении, т.е. хронос переступаемый в топосе. Это не значит, что время сжимается в этом возвращении, оно как раз-то растягивается (протягивается — вытягивается), оказываясь свободой (воли) в пространстве. Длительность бесконечно протягивается и душа в своей конечности достает вечность, потому что она при этом и тут и не тут, она повсюду, во мне и вне меня, а главное, вовне как во мне.
В общем, время во мгновении возвращения оказывается всем пространством, так что оно дышит, а не осваивается лишь. В душе человек не перестает пропадать, но он и падает и взлетает. Потому-то в этом «вечном возвращении», которое случается иногда, дух и обнаруживается в самой душе как хронос в топосе.
… Все это даже не что-то выспренное, эзотерическое, мистическое и т.д., а само собой разумеющееся! И доказывать это не приходится и не требуется.
Переступать время в пространстве — это и есть озарение, в котором разум «покидается» человеком в душе как само собой разумеющееся в поступи — отступи.
… В неразумности души во сне и сверхразумности ее вообще и должно (нужно) полагать (подозревать) ее очевидность как само собой разумеющуюся естественность. Она не противоразумна, а сверхразумна. И Ницше испытал ее в посещении себя как таковую, обозначив «вечным возвращением». Вечность нашлась в Ницше душой мгновением как «сверхчеловеческое... в слишком человеческом».
Время не как мгновение не есть время, а есть бремя тяготное, но оно-то и преходяще, хотя попадает в силки разума как голая необходимость, усыпляя, а не пробуждая человека в душе. Поэтому и кажется, что все есть в разуме. На самом деле это рассудок, а подлинный разум — в душе, но не — во всем. Мимо души время течет и пропадает. Мгновение же есть отозвавшееся в душе время. А отзывается она в конечности — не в бесконечности, а через бесконечность — перед вечностью. И в том человек у себя находится, и выпадая как водится в преходящем, все же в мгновении возвращается. Что и есть само собой разумеющееся душевно-духовное состояние.
И у души нет имени, потому что нет место-имения. Конечное не может быть обозначено (определено) в вечности и Ницше не мог заявить, что он открыл «вечное возвращение», так как не он, а сама вечность открылась ему в конечности душой. Потому и «все ложно, все дозволено», все поименовано как преходящее для закрепощения, все имеет место для позыва, но не все и не всегда зовется оттуда-сюда, а лишь в здешнем кругу других.
Время для души есть мгновение, где она сама конечна — бесконечна в вечности. Поди, попробуй ее позвать! Она не называется, а отзывается в позыве из конечного в вечном. И в том загадка или феномен чело-века, что он себя не знает в том что есть в мире сем, но в том что он не есть в нем находится в позыве души как духа мгновения в вечности, к вечности, из вечности.
И это конечно не понятно, но внятно! Это с нами бывает! Не со мной в роде, а из рода во мне. Поэтому и взошедши на гору Ницше нашелся душой, опираясь на общечеловеческое плато, которое оказалось слишком человеческим во мгновении сверхчеловеческого, вечного возвращения.