Где их искать? — в мироотношении, между субъектом и субстанцией.
Конечно Батищев Г.С. прав во многом, хотя и передергивает частенько, например, насчет «прометеизма» (а Маркс?!) Да и созерцательность есть. Он сильно заворожен экологическим кризисом, хотя ни слова про международную обстановку, но все это простительно.
Но правомерно ли отождествлять креативность с общительностью или брать творчество как лишь междубъектный процесс? Ведь в творчестве человек должен пойти дальше, снять само общение, синтезировать его с деятельностью?
Падает ли творчество только по сю сторону или оно надситуативно, гетерономно? Всемирно, может быть как раз в творчестве человек и преодолевает свой коллективный антропоцентризм и прорывается к «беспредельной объективной диалектике» и впервые за ойкумену выходит? (Для справки, об этом он скажет потом).
Внутренний мир субъекта это и есть… беспредельная объективная диалектика. На этот парадокс и дерзает Батищев Г.С. Никаких ограничений, никаких центров, преимуществ и т.д. со стороны человека. Некий «космосизм». Собственно отрицается и общественная сущность человека. Это — «коллективный антропоцентризм», «субстанциализм», дескать.
Но все-таки точка отсчета сохраняется, только вместо одной точки — равноценное многоточие, бесконечное множество равноправных точек, координирующихся общением.
В том, что (стр. 209) перед лицом «беспредельной объективной диалектики» все остальное (субъект — объект, деятельность — субстанция и т.д.) оказывается частностями — в этом он прав. Прав и в том, что любая философская категория может работать лишь в этой перспективе, причем лишь на уровне частного опять-таки, поэтому и никакого центризма, субъективизма или субстанциализма быть не должно.
И это в перспективе «беспредельной объективной диалектики», но тем самым здесь получается и «предустановленная гармония» (Лейбница) наоборот. Субъекты ею не заданы, но к ней направлены, преодолевая органические, атомистические отношения вперед и ввысь.
Поэтому, действительно творчество представлено не линейно, а как процесс — отношение, как движение внутри единства к многообразию , через установление богатства связей с другими самоцельными субъектами, через гармонию отношений («признающее самосознание», сказал бы Гегель) к незавершимому становлению.
Но беспредельная объективная диалектика при этом не надсубъектна, не над головами индивидов зависает. Она именно безмерна, беспредельна вширь, вглубь, ввысь. Хотя фактически он и ограничивает ее двумя измерениями: вширь-ввысь, подключая сюда в качестве ценностей и самоцелей, и природные и общественные явления, и других индивидов. Настроившись против субстанциализма он отвергает третье измерение: вглубь (= вниз).
Да, но при этом к чему все-таки приходит человек в творчестве? Не ограничивает ли автор последнее лишь его формой, его руслом, его возможностями?
Не подменяет ли он творчество (под именем «общения») научным познанием, процессом открытия явлений в сущности, приобщением к тайнам Вселенной, не более того?
Или сводя творчество к «вырабатыванию внутреннего человека», представляет его как обнаружение «Я» в окружении вселенной, наполненной сонмом других «Я». А, следовательно, протаскивает задним числом уже непомерный субъективизм, эгоцентризм, от которых как будто бы отказывается?
Правда, творчество у него пред лицом вселенной есть незавершимое становление, а это должно спасать от субъективизма и питать субъектность.
Но не слишком ли легким представляется тем не менее творчество? Хотя оно пока дьявольски трудно, «а трудностям надо радоваться»; «любить их», (как сам Батищев Г.С. выражается!), потому что существуют еще и исторические путы, органические, атомистические отношения, ввергающие меня в деперсонализированное, бессубъектное состояние. Но это только практика, а теоретически в будущем, гармонически организованном обществе достаточно будет признавать других субъектами, чтобы в их тесном кругу, локоть к локтю, без всякого отчуждения и овещнения самому быть субъектом, а следовательно творцом.
Но условие творчества (общение) еще не есть все-таки само творчество?
Снизу и сверху индивиды в своих отношениях ничем не прикрыты, а следовательно, возможны ли тогда «гармонические отношения», можно ли преодолеть акцидентальность, да и атомистичность человека и почему (к стр. 275) собственно вещи, объекты должны разобщать, а предметы соединять, да и найдется ли в мире что-нибудь «третье», которое будет связывать, а не разделять? Конечно, связь всегда предметна, то есть опосредствованна так или иначе. Но почему он ополчается именно против объекта-вещи? Потому что вещь безразлична к человеку. А предмет несет на себе смысловую нагрузку.