К тому же у него (к стр. 331), пожалуй, сама беспредельная объективная диалектика выступает абсолютным субъектом, которого надо признавать, уважать и с которым нужно быть сопричастным непрерывно, а значит и самому быть субъектом.
«Нас унижает наш успех» (Рильке). А посему творчество-это преодоление себя. Даже если это и есть преодоление ограниченного, не поднявшегося на уровень эпохи человека — все равно это творчество. Творчество требовательно именно по отношению к себе. Пишется, например, когда преодолеваешь себя, а не утверждаешь прежнего себя.
Не цепляться за себя. Нет (к стр. 356), он отгораживается от плюрализма, критикуя М. Бахтина. Не ограничивается и полицентризмом.
В гармонических отношениях (стр. 375) «страна детства» — в предпосылке, беспредельная объективная диалектика — в перспективе. В этом пространстве и разыгрывается творчество — становление.
Развенчивает ставшие тривиальными, но претендующие на роль абсолютных истин положения: «человек — сам творец своего счастья» и т.п. (стр. 404) как антропотеистские.
Он все время (стр. 435) подчеркивает: «вся полнота и вся конкретность собственно субъектного бытия выткана междусубъектными отношениями». Остается ли тогда на долю субъекта какая-то точка, вокруг которой он бы вращался? Нет, он вертится не вокруг мертвой точки, а в кругу «векторов устремленности» становления (?). Он говорит, что в субъектности нет ни грана самозамкнутности бытия, безотносительного к другим.
Но что это значит? Это все-таки и не «предустановленная гармония», потому что субъекты не в третьем сходятся, не сняты в мировом порядке, они свободны и в то же время сопричастны?
Может вся вселенная, беспредельная объективная диалектика между ними, а не над ними, поэтому он и разоблачает всякий редукционизм (субъективный и субстанциальный).Тем более, что у него есть выходы на время. Дело здесь не в пространстве, не в стремлении в междусубъектности объять необъятное. Или в интенсивности, а не в экстенсивности.
Но что-то все-таки ведь встречается друг с другом? Какая-то определенность за субъектами должна быть? Даже и в том случае, когда они отказываются быть чем-то раз и навсегда определенными? Или это уже целые миры встречаются друг с другом, а это равно тому, что мир находится в отношениях к самому себе? Субъекты не сняты, а находятся на уровне беспредельной объективной диалектики. Разомкнутые субъекты сопричастные беспредельной объективной диалектике могут быть таковыми лишь в отношениях к другим субъектам, приобщенным также к беспредельной объективной диалектике.
Но это странная ситуация, потому что субъекты получаются формальными, искусственными или случайными — не более? Однако «другой» концептуально ему нужен, для того, чтобы первый мог убедиться в своем наличии, неединственности через сравнение, уподобление с ним.
Но если за субъектом ничего своего нет, он насквозь прозрачен для взаимности и сопричастности (к стр. 435), то что же может быть между субъектами? Тогда это какой-то амебообразный субъект или субъект-ничто. Разомкнутость равносильна состоянию ничто субъекта и тогда между «субъектами-ничто» конечно же будет протекать беспредельная объективная диалектика.
Встреча одного с другим ничего во вселенной не меняет, наоборот она сохраняется в своей беспредельности, чего и хочет Генрих Степанович?! А допусти только со стороны субъекта нечто определенное, как вселенной придется потесниться или подчиниться, да и встреча с другим неким образом, определённым (со своей правдой) субъектом не состоится? Если они хоть минимально определены как субъекты, то возникнет катастрофическое непонимание, их будет связывать абсурд (А. Камю)?
А если эти «субъекты-ничто» взаимопроникают друг в друга за счет беспредельной объективной диалектики, а тем самым прорываются во внутренний круг пустоты себя, заполняются содержанием…? Следовательно, эти ничтожества определены как-то?
Нет, точнее момент ничто за субъектом сохраняется, иначе не будет прозрачности, разомкнутости. То есть вместо точки нужно подставить пустой круг или точнее под субъектом вообще нужно понимать единичную душу или духовную единичность, а не материальную точку. Потому что душа-то и несет в себе «провал», сжимает точечность индивида и открыта со всех сторон. Субъект начинается, другими словами, не с точки, а с круга (по Гегелю, «индивидуальность есть круг действования»). И на этом кругу светится, вращается душа. Но тем самым здесь в двойном смысле открытость: внутренняя, сходящаяся в точке, в ничто, и внешняя, ориентированная на объективную диалектику и сопоставимая с другими душами.