Так что, превращение в «субъект-ничто» — это реальность. Но ухватывать это можно не с позиций точечного бытия, а с точки зрения человека (или умо-зрения) во вселенной, обращенной на себя. Но тут встает проблема: чем заменить антропоцентризм? Или в чем преимущество несвоецентристского подхода к человеку, если все-таки при этом мы не забываем о человеке? Или как проводить последовательно несвоецентристский подход к человеку, оставаясь при этом человеком?
Вероятно, это не столько теоретический, а сколько практический вопрос. Если человек пока продуцируется как точка приложения внешних сил, как атомистическое существо, то антропоцентризм будет питаться этими практическими истоками.
Но не в этом ли пафос «коммунистических идей», что только при коммунизме будет практически разрешен вековечный вопрос о природе и обществе, существовании и сущности, где осуществится «незавершимое становление человека», где откроется начало подлинной человеческой (неквази-общественной) истории, где, самое главное, всякие пределы, масштабы (которые-то и замыкают) человека будут относительны, и он раскроется как вселенское существо?!
В этом ракурсе самое трудное для понимания у Батищева Г.С. это «гармонические отношения»? В которых сущность и существование совпадают, субстанциальность и субъектность тождественны, где человек — вселенское существо. Но эти «гармонические отношения» в своей абстрактности, зависающие в пустоте междусубъектности не могут ли быть конкретизированы как отношения коммунистические — солидарности, сотрудничества, соревнования, одним словом товарищества — вместо господства и подчинения в разброде, раздрае, разврате современной цивилизации?! Эксперимент с коммунизмом в отдельно взятой стране заведомо был обречен на неудачу и драматически закончился. Но увы, коммунизм видимо может быть и должен установиться одновременно для всего человечества, чтобы человек обрел себя как вселенское существо. Не в утопических проектах и не в художественном воображении, которые продолжают выдвигаться и вырисовываться, а в реальном хроно-топосе. Но не отсюда — туда, что уже обычное дело в космонавтике, а оттуда — сюда. Коммунизм дело всемирное, но под небесами! В самостоянии человека как вселенского существа! Романтическая тоска по прародине осуществится для человечества в коммунизме. И я в это верю! (Но об этом я говорю в другом изложении).
Несвоецентричность человека положительно можно выразить вселенской идеей человека, преимущество которого перед природой, ни много, ни мало лишь в том, что он абсолютно раскрытое существо, незамкнутый субъект. Хотя этого преимущества еще нет (не хватает), оно только схватывается в идее, а есть иллюзия «преимущества перед природой» (как внешней, так и внутренней) или, что то же самое, «преимущество природы перед человеком», «позволяющей» себя уничтожать за счет самоуничтожения человека, потому что, случись ядерная катастрофа, это будет уже финал, а в действительности самоуничтожение, процесс превращения человека в субъект- ничто начат уже давно вместе с возникновением человека.
И понятно, что вселенским существом человек может быть лишь как общественно свободный человек, человек как таковой, по существу. И всякой мистификации с «богами», «святыми семействами» только тогда приходит конец.
Но (с. 130) творчество несводимо к продуктивности. Можно ли с этим согласиться? А то, что предмет искусства порождает публику? А то, что продукт творчества выше самого творчества?
Конечно в нем «жив» сам творец и процесс созидания, но если быть последовательным и преодолевать антропоцентризм, то логичнее признать преимущество продукта перед творцом как вехи, хотя и относительной, в его становлении. Причем именно продукт творчества вбирает в себя процесс становления, иначе это не творческое произведение. Пожалуй, здесь перед нами как раз тот случай, когда низшее порождает высшее, как это ни парадоксально. Смертный человек запечатлевается в высоком, бессмертном искусстве. Это разумеется не должно вести к авторским редукциям, а браться как предметно осуществлённые свободы, новые несвоецентрические начала человека. Одним словом, как предметное превозможение себя, своей точечности.
Ели же говорить, что процесс — отношение живет не только в предметности, а в самой субъектности творца, то видимо речь должна идти уже о Другом — как возможном в субъекте и творческом преемстве. Иначе мы вновь приходим к антропоцентризму, даже к солипсизму.