Вообще, в образовании вопросов должно быть больше чем ответов и только тогда оно совершенствуется. Какое-нибудь излагаемое решение порождает множество, веер проблем. И только тогда образование как система оборачивается на открытость мира душе человека. Поэтому в акмеологии образования есть и феноменологический оборот, где не человек глядит на мир, а мир смотрит на него. Первое есть подо-зрение, второе — видение. Конечно, это не вещи, а сам далекий, бесконечно-далекий от себя человек зовет к себе из «мимолетности видения». Через вопросы надобно читать великую «книгу бытия», прорываясь, продираясь через все уже написанное.
Образование не дается по писанному, оно есть раз-говор душа в душу. И при этом души со своими вопросами уже одеты в ответы, решения, требования тел. Но достаточны ли они? И чего еще не хватает? Мы прикрываемся в своей наготе «одеждами», в которых снуют вкусы, реализуются предпочтения, высказываются мнения, обмениваются точки зрения. Но если они вытащены из «погребов» бессознательного или посланы генами, то и возникает разноголосица, расхождение, столкновение между ними. И как бы в продолжение, завершение «Вавилонского столпотворения», когда бог смешал все языки, ныне гетерогенность языков оборачивается тотальной текстуальностью мира. И о каком тогда «разговоре душ» может идти речь?
Да, но это и есть «информационный взрыв» как вызов современности. Образованию к акмеологии или акмеологии к образованию не протолкнуться в этом смешении всего и разброде, раздрае, разврате!
Если этот «разговор душа в душу» отсутствует, то у образования нет подпорок-оснований сценарности, в которую мог бы входить наставник как режиссер со своим акме. Это не менее, а может быть даже более важный момент после тех, которые мы попытались обозначить. Не вмешиваться в разговор, откуда ни возьмись, а налаживать, открывать, утверждать таковую сценарность образования наряду с тем, что наставник подставляет себя как топос ученикам, которым предоставляется преимущество хроноса. Потому что обучение как самообучение происходит в их общении друг с другом. Отсюда каков социально-психологический климат, каковы ценностные ориентации, жизненные установки в школьном классе, в студенческой группе — это всегда актуально, символично.
Из ретроспективы мудрости прояснять нынешние знания, а тем более деконструировать информационную современность из постсовременности. Что для них «современно?» — вопрос, который должен быть поставлен во главу угла и постоянно подвергаться рефлексивному осмыслению. Современность должна быть взята в скобки или даже капкан мудрости и постмодерна. Чтобы дух акме дышал им в души, сея со-мнения, чтобы освобождаться от них в совместных усилиях, т.е. не совсем по Декарту, а в «треугольнике»: наставник — слушатели. Потому что это сфера образования, все же.
2. Испытание ненужности миру
Будучи профессиональным философом и размышляя о мире и своем месте в нем, все более убеждаешься в «безответности философии».
Что это значит? Может это некорректное выражение? Разве не существует философских решений проблем, принципов, законов? Конечно, существуют, но философия ли — это как «любовь к мудрости»? Или это «онаученная философия», пытающаяся найти наряду с другими науками или в первую очередь средства, методы достижения истины? Но тогда это не философия. Вообще любовь, а тем более любовь к мудрости, не имеет средств своего достижения. Подлинная любовь безответна, она не может претендовать на безусловную взаимность, рассчитывать на обязательный успех. Это любовь к богу, женщине, ребенку, родине. При всем старании никто не может быть уверен, что он выполнил свой долг перед ними. Поэтому и остается «на дне отчаяния испить глоток надежды».