Выбрать главу

Или заблуждения тела из опыта жизни предстают во снах души? Топос бытия — в хроносах со-знания? Именно в извилинах встреч-разлук души и духа?

… И даже так, что в снах предъявляет свои счеты пращур, когда-то спустившийся с небес на землю и воплотившийся в нас; он не безмолвствует вовсе, а сообщается с нами в том, что несообразно и что уместно? А потому и заблуждения преимуществуют, а истины очень редки. Вот тебе опять Л. Борхес: «сон — личная вечность» («Письмена бога»)!

Мир видимый и вводит в заблуждения. Которые накопившись в опыте и предстают в снах. Сон есть опыт жизни, и он должен пересматриваться из мира невидимого. Как отчуждение (невольное, необходимое, вынужденное) из того, что «я есмь доподлинно». Сон снится из аутентичности души — духа. И нет ничего более обманчивого, иллюзорного чем обозримый мир.

«Сны — слова» (как компенсации «снов-уловов» в заблуждениях из мира видимого) приходят к нам из мира иного. Собственно, вопрос — «откуда я знаю»? — вновь и вновь порождается из антропоцентричности этого самого спрашивающего — вопрошающего «якобы» «субъекта — субстанции» познания. Потому что он знает оттуда, откуда он «не знает»; откуда он «знает», он не знает, но при этом ведает. Я здесь (в мире) нахожусь из того, в чем не нахожусь, но как бы пребываю изначально, в припоминании.

… Да, ну и как же быть с тем, что все это встречаемое как будто бы теперь в опыте уже встречалось? Познание как узнавание? Познаваемое равное узнаваемому? Познание — опознание, узнавание, признание?

Так ведь в этом и сквозит не от мира сего феноменальность человека. Из не-здешности, из вселенскости вопросы — сомнения о том, что происходит на этой грешной земле. Из того, что «мы живем не в том мире»! (Рэмбо).

2. Мы — имярек человечества

Может быть теперь в постмодерне не «диалектику», а «эклектику» предлагать (как соединения несоединимого)? Познание трансформируется в смешение всех способов, методов.

… Нью-вавилонское столпотворение, миф становится явью.

Отчего? К чему это? Из соображений о «мы — имярек человечества», где разноголосица человечества в предвестии какафонии и ее упреждении в глобализации и космополитстве предстает.

Тут некоторое отступление насчёт «Другого» и «кругах Других» как среднего звена между «Я» и «миром» (о чем до этого думалось). Но скажем для писателя (творческой личности) «со-знание-то» как раз в создаваемых им героях, а не в нем самом. Т.е. художественные образы его и превышают. А он к ним лишь предпосылка, предтеча, но не субъект. Он им прислуживает, подчиняется.

И вообще субъект по преимуществу всегда Другой. Но не в Я таится субъект как Другой. Он открывается в Другом как центральная фигура. Вообще довлеет «центри-фуга» Другого как субъекта со-знания между я и миром.

Причем не писатель (мыслитель) открывает в Другом субъекта, а он ему открывается как писателю в образах, символах, характерах и т.д. хроно-топоса.

Субъект в Другом. Свободы Я — из Мы. Творец и есть Бог. Из него «сияется во что попало»! Связная неравность промежуточного (дольнего) мира обнаруживается (≠).

Но конечный смысл в «Мы — имярек человечества!».

Откуда я знаю? Это катастрофический вопрос. Он-то и возникает в запредельной ситуации, когда, казалось бы, все ясно. Тут-то и спрашивается: а причем здесь ты? К тебе это относится? А если относится, то тем более, откуда ты об этом знаешь, судишь? А если не относится, то к чему все это, каков смысл данного (пришедшегося) «умозаключения»? Окончательного?

Но может быть это вопрос центральный именно для философии или в философствовании? Как предельном вопрошании? А это и есть «солилоквия», разговор наедине с собой? Если он вообще возможен? А может его и не существует? Есть иллюзия «наедине»?

А что, если как раз здесь спотыкается «я» в своих претензиях на всезнание, в том числе и себя? Именно самопознание предельно, т.е. не апостериорно, а априорно. Это не самодиалог «я есть я», а «я есть мы». То есть самопознание — это опознание (я) из мы. Но тогда и я исчезает в своем пребывании в мы? Но может тогда бог с ним с этим «я», пусть он исчезает. Поделом ему грешнику познания. За грех он и расплачивается, то есть за совокупление в Мы. Но тогда самопознание (подлинное) есть мы-познание. Оно как исповедование свыше, без обязательного сопутствующего греха соития с подобострастным (!)

Я не знает, а если знает, то исчезает. Знает Мы. Но вот теперь, он-то откуда знает? А ниоткуда, Мы и есть самосознание. Homo sapiens что — ли? Но тогда получается, что вопрос просто упраздняется: Мы знаем и баста? Нечего голову морочить? Или: знание из знания, безотносительно к Я или Мы? Какая разница между ними?