Странно, что по существу они исключают друг друга, но в реальности… как цивилизации совмещаются. Утопия застывших построек и мнимость идущих часов. В культуре они смешиваются, перемещаются как пространство во времени и время в пространстве, переходят друг в друга в утопиях-мнимостях и в мнимостях — утопиях. Так что, картины дышат, музыка высматривается.
Об «о-нечто» возможно протыкающая, проникающая, насилующая его мысль, но и обнимающий (3), признающий (2), тоскующий (1) образ. Мысль достигает, образ постигает (настигает, застигает).
Мысль не есть реальный топос, с ним ей не справится, она поэтому и есть утопия, что всегда должна быть пространной, не допускать препятствий, препонов для установления своего всевластия. «Империализм» мысли, мировое всевластие! Поэтому-то мы и шебуршимся в ней, тщетно пытаясь выскочить из ее плена! Вплоть до сумасшествия, сумасбродства.
Но и у времени мы в плену в образах как творящие существа. Художнику не легче чем мыслителю. Убаюканный в образах художник может даже испытывать, вплоть до адских, душевные муки за мнимость произведенных образов, а иных быть и не может, творец должен понести наказание. И как трезвый человек он об этом догадывается. Данте, Гоголь, Достоевский, Рабле. Тут кажется спасательный круг или якорь намечается. Это философия! Не выспренняя, не возвышенная от жизни. И не однонаправленная, но и не системная, не поучительная и т.д. Одним словом, не — классическая, а промежуточная, нынешняя, пост — модернистская.
Философствование ныне предполагает нейтральную зону, ничейную территорию, на которой, в которой, из которой должен появится человек. Не «современный», то есть очередной, сообразный с веком сим, каких было уже в истории «несть им числа» (хотя они и прописаны в дефинициях известных), а, так сказать, «всем человекам человек»! В нашем случае и мыслителям, и художникам, но и вкупе, с размахом всему человечеству?! Тот самый, удививший его самого открытый В.В. Розановым «человек, который больше чем общество». Или у М. Борна: «человек, теперь встречающийся повсюду с самим собой»!
Ну сколько можно упираться в мыслях? Забыватся в образах? Не «Камо грядеши»? И не «что ты есмь»? И не «в чем есть»? А «откуда, из чего ты человече»? «На чем ты стоишь»?
И что же он стоит на нейтральной полосе? То есть не знает, на чем он стоит? Ни себе, ни людям! Он это еще должен постичь? Главное, что оттуда-сюда упирается. Он знает, догадывается о своей промежуточности между человеческими особями, но вот в чем он подперт снизу и перекрыт сверху ему еще неведомо?!
Конечно, замкнут внизу и разомкнут вверх. В этом и надежды. В расщепленности туда и сходности сюда. Разведенности — сведенности.
М. Лютер знал, на чем он стоит. Личностный бог ему покровительствовал. А человек не знает, но стоять должен, чтобы не свалиться в кучу других, человекоподобных, а потому и подо-зрительных!
4. Оправдание обыденности
Не над мнимостью ли бытия возвышающийся под утопией сознания стоит человек? Художничествующий мыслитель или мыслящий художник? Чтобы было то, что внизу, то и вверху, а то что вверху, то и внизу? Со-гласие земного и небесного установить, то чего нет? Человеку надобно найтись, чтобы было «самостояние человека, залог величия его» (Пушкин). То, на чем человек стоит, сто́ит дорогого, очень даже дорогого! «В ногах правды нет», но если не размазываться в обыденности, а от нее отправляться, отталкиваться, то не она ли дорогого стоит?! А что если это обыденная разрешаемость великих проблем в бытии? Бытие разрешимо в обыденности? А? Разрешительно в обыденности? Обыденность и есть разрешенность из катастрофически неразрешимого?! Оно (бытие) довольствуется разрешенной обыденностью? А? Удовлетворяется? Как бесконечность в преходящем, вечность в конечном?
… Из увиденного бывают чувства, что это было в прошлом, не в прошедшем прошлом, а в «теперешнем прошлом»? И в чем дело? Как же это возможно? Из простой повторимости? Из установки на то, что видимое то же самое? Иного быть не может? Наверное. Но это же банально: все это было? Да, но почему то, что было должно повторятся? И повторяя о чем-то говорить? Проблема ведь в этом по-вторении? Можно сослаться на субъективность повторяемости. Что, дескать, не было ее. Но откуда же она берется? Почему мир приглаживается как повторяющийся? Так ли это банально? Так ли это незначимо?
Повторяется то, чего не было никогда. В этом и суть обыденности. Бесконечность звучит в преходящем, вечность проглядывается в конечном. Вот так человек и находится у себя. Они есть именно в этом (его).