Нет, знать-то истину можно, хотя и из заблуждения, но выразима ли она?
С переменным успехом. От наскальных рисунков (в начале был художник все-таки) — к мифологии (слушанию-слышанию) — к теперешнему рассказу как показу? Истина обнажается исторически очень медленно, даже намеренно замедленно. И даже — поторапливается все замедляясь? Как бы ей, вовсе не остановится в НТП? Да, но тут ведь вопрос оборачивается подковырностью: даже если мы знаем о заблуждении из истины слова, то откуда же мы знаем об этом? Не впадаем мы ли в очередное заблуждение, говоря об истине, которое позволяет взять в оборот заблуждение? Или на выражение должно быть наложено табу? Если оно об истине. Конечно, если мы знаем что-то, то это заблуждение из истины как в корне противоположное тому, о чем говорится, но поэтому-то о заблуждении и можно говорить, более того о нем и нужно говорить, оно-то и выговаривается, в смысле приходит в движение, шевелится, оборачиваясь в сторону истины. Потому заблуждение и есть незнание, что оно говорит, но тогда не заблуждение добывается из истины, а из словесной руды заблуждений драгоценности истины. Поэтому истина всегда вторична, первично же заблуждение.
Заблуждение, выговариваясь обозначает то, что на самом деле не так все обстоит как в том, в чем оно выговаривается. И в этом смысле оно способствует познанию, подверстываясь под истину. Истина постигает себя через заблуждения. Познание осуществляется через не-знание как со-знание.
Поэтому-то оно контекстуально к-, в-, из- обыденности. Слово не предшествует, а опосредует. И в том демонстрируется обыденностью. А потому и опосредуется как опосредованность в за-блуждении. В нем слова двоятся, троятся, роятся. Тут уж вступает в свои права человек со своим субъект-субстанциальным миром из нейтральной (ничейной, безличной) среды бокового мира вокруг «столпа истины» (Флоренский).
4.3. Круговращение в истине
И упираясь «на носу», человек приходит к круговерти в обращенности к небесам! Истина не состояние, а круговращение в особенном из конечной, точечной упертости к вечности. Круговращательное обращение к тому, что превышает самого человека.
Но видимо круговращение в обращении может быть и пустой мольбой о милости, которую не заслуживаешь, если оно не запускается в отвращении от ничто в ужасе. У Сартра «тошнота», у Хайдеггера «отвращение». У первого «обреченность на свободу» в ответственности за все в мире, у второго «оцепенелый покой» перед ничто.
(Кстати 10.01.19, опять сон. О безысходности пути… Не могу добраться на машине до города, даже не знаю, где он находится, все перекопано, идут ремонтные, землекопные работы?! Кошмар запутанности, беспутности. Движение есть, но неведомо куда? Есть где, откуда, но куда бы не сдвигался — тупики или переступаемые барьеры, или сменяющиеся простые до нелепости ситуации без конца…) Цель кажется известна, но не достигается! Не обыденность ли это грезится во сне опять-таки? В ее круговертности, калейдоскопичности, бесцельности как бессмысленности? Пустые цели в тупиках кошмаров? Так что здесь холостое движение из обыденности во сне фиксируется!
Значит, что это: отвращение-круговращение-обращение? И волчок все крутится или это временно? Конечно временно. Днем мы крутимся вокруг себя, ночью вокруг других или в кругу других вместе с землей. Днем солнце вокруг земли крутится, ночью земля вокруг солнца. Наяву мы спим, во сне пребываем у себя в мире. Парадокс, однако?!
Сон — обыденность наоборот. Сон — вывернутая обыденность, обыденность — свернутый сон.
Ну, а что, если обыденность не снится, а предстает во сне как таковая? (Об этом уже думалось, см. выше). Обыденность мы в упор не признаем за обыденность. Поэтому она и водит нас за нос, что вся выткана, выписана, вырисована, озвучена и даже обусловлена заблуждением. Она не просто обманчива, а есть самообманчиваемость человека, но это и не отчужденный мир, то есть не только и не столько отчуждение. От отчуждения мы не в силах прийти к ужасу. Мы от него не можем отвернутся, потому что оно есть норма в обыденности. Или сама обыденность и есть нормальная отчужденность во всех ее зигзагах, ответвлениях, тупиках, провалах. «Ясная» отчужденность. Для прозаичного, земного человека. Приземленного существа, который «не хватает звезд с небес»! Для него, как бы то ни было, все равно «солнце вращается вокруг земли».
И что же тогда, вселенское существо в повторимости обыденного во сне видит сам сон не из обыденности? Обыденность во сне трезвонит в кошмарах сна, что мы вместе с землей вращаемся вокруг солнца. Это испытывается во сне как зов из вечности к круговерти обыденности в тупиках конечности бытия человека? Волчок вращается оттуда-сюда из обращенности в круговращении над отвращенностью?