Обыденность синкретична как промежуточная инстанция. В ее обертке предстает явно-кажимая повседневность, правдоподобие которой разводится на правду-истину в духовном подъеме (бодрости) и на подобие-заблуждение во сне-кошмаре.
Порой эта синкретичность раскрывается и в «снах-в-руку». Чаще онтогенетически для становящейся личности в «стране детства» (Батищев Г.С.). Но с «замедлением» и учащением пробуксовок в этой жизни — все реже. Не пишется, потому что спится. А, впрочем, синкретичность обыденности во снах-кошмарах сохраняется в переплетениях, но и что важно, с преимуществами в ней над повседневностью как проявлений вечности в конечном над бессмыслицей повторяемости бесконечного в преходящем. Потому мы и просыпаемся с облегчением. В самой повседневности этого нет. А есть подверстанность ею «обыденности». Трезвая и расчетливая жизнь. Так что, спасибо «снам-кошмарам»!
В них обыденность сохраняется и сквозит в разломах души и духа. Во сне, конечно, должно спаться. Поэтому и желаем спокойной ночи другим и себе! Но не пожелание ли это того, чтобы «самому себе не приснится»? Не в этом ли заключается кошмар? И это пожелание предполагает, чтобы приснилось что-то другое. Да, но тут ведь опять «хронос» и «топос» о себе говорят в человеке. Кошмар «как сон о себе самом» в «телесной» повторяемости это и есть хронос, заключенный в топос. Так что уже даже это не сон (как встреча с вечностью), а именно кошмар заключенной в тело чувственности. Но «спокойной ночь» может быть лишь как топос длящийся во времени и это нормальный сон. Но бодрствование испытывается (в отличие от сна) не во времени, а из времени. Однако без сна оно и не случается. (Некоторым вообще ничего не снится, однако от них и нельзя ожидать ничего толком!). Да тут ведь все очень просто: воспаряем туда, чтобы оттуда проснуться и быть. Но проблема в том, чтобы не пребывать — да и не пребывается, — а быть внове, то есть в духе, быть воодушевленным? Истина бывает только однажды (Фейербах).
Сон — предупреждение о себе как о промежуточности между бодрствованием в обыденности и явью в повседневности. Определенное (конкретное) в бодрости оказывается не совершенным, а относительным или даже ирреальным (не к месту) затем в яви (см. выше).
И нас заставляет спать фактически повседневность, чтобы, подвёрстываясь под обыденность во сне, подниматся из временного бодрствования ко встрече с самим временем. Которого никогда не хватает в мире сем.
Есть проза жизни, из которой мы редко выбираемся, а может быть только один раз это и происходит. Время неумолимо, оно требует не относительного, а абсолютного (отрешенного) поклонения. Чтобы не только сниться стихийно из вечности, но и являться в награду за наши душевно-духовные муки и установление гармонии души и духа. В бодрствовании!
Не души в духе — это дело обычное, это проза жизни в мире сем. А души как духа или души-духа. Не на горизонте, а в вертикали — прямо надо мной и нами. Тогда-то бытие-в-сознании-мира оказывается душевно-духовным состоянием (человека) вселенского существа.
Но при этом не подмена бытия душой и не вместо мира дух, а сам человек предстает бытием-в-сознании-мира.
Именно время зовет из космоса человека и в лице его весь род человеческий. Чтобы не только он представлялся в-роде, но и род тотально пребывал и при-бывал в нем.
Время через человека взыскует межчеловеческое пространство. Чтобы оно не «околпачилось» паутиной интернета!
Часть II ДУША В ХРОНО-ТОПОСЕ
Раздел I. Встреча времени
1. Голос свыше по Шри Ауробиндо
(Из сна об изобретении «средства» для подъема к вечности! Но увы, это оказалось за-блуждением, которое нельзя предлагать для истины!). Это был сон как предупреждение о себе в промежуточности между бодрствованием и явью (а не только в кальке с обыденности). Определенное в бодрости оказывается не совершенным, а относительным или даже ирреальным затем в яви. Этот сон — в связи с чтением. Из которого возникли сомнения относительно своих последних размышлений изложенных выше.
Но к Шри Ауробиндо… «Безмолвие ума», «покой», «неподвижность» до предела, до абсолюта, чтобы уловить «чит-агни», сознание-силу. Это — не остановить время, а поймать его в силки разума, чтобы оно длилось в освобождении. Чтобы был слышен голос свыше, слова впитывались бы нашим душевно-духовным существом. Требуется универсальное «эпохэ» (воздержание), чтобы ухватить универсум. Вот и все.