Выбрать главу
{286} вторглись в Авазгию и многих пленили. Владетель[393] авазгов[394] дал знать аланам, что Юстиниан не нашел другого такого обманщика как этого человека, которого бы мог послать, чтобы возбудить нас против вас, наших соседей. Он обманул вас и обещанием денег: ибо Юстиниан, приславши, взял их. Но выдайте его нам, а мы дадим вам за него три тысячи монет, и старинная дружба между нами да не разрушится. Но аланы отвечали: мы не из денег послушались его, но из любви нашей к царю. Авазги еще послали к ним: выдайте нам его и мы дадим вам шесть тысяч монет. Аланы, желая узнать страну авазгов, согласились взять шесть тысяч монет и выдать оруженосца, но наперед все ему открыли и сказали: ты видишь, что дорога в Римскую землю[395] заперта и тебе негде пройти. Итак мы употребим хитрость[396] и согласимся выдать тебя и отпустить вместе с нашими людьми; мы осмотрим ущелья их[397], сделаем набеги, истребим их с лица земли и сделаем все для наших выгод[398]. Ответчики аланские ушли в Авазгию, согласились выдать им оруженосца и получили от них многие подарки. Авазги послали еще большее число ответчиков с великим количеством золота, чтобы взять оруженосца, которому тогда аланы сказали: эти люди, как мы уже говорили тебе, пришли взять тебя, и ты пойдешь в Авазгию; мы имеем с ними сообщение, и наши купцы всегда ходят туда. Впрочем, чтобы намерение наше не подверглось какому-либо нареканию, мы предадим тебя только повидимому; но когда они двинутся в путь, мы подошлем тайно сзади, их убьем, тебя скроем, пока войско наше внезапно соберется в земли их; что и случилось. Ответчики авазгов, взявши оруженосца с людьми его, связали и ушли. Аланы с владетелем своим [Итаксием][399] настигли их сзади, побили авазгов, оруженосца скрыли и вторглись внезапно[400] в ущелья их[401], взяли великий плен и произвели великое опустошение в Авазгии. Юстиниан, услышав, что и без денег поручения его исполнены, послал письма к авазгам, если вы сохраните этого человека нашего оруженосца и без вреда доставите его к нам, то мы прощаем вам все ваши проступки[402]. Они с радостью получили письма, опять послали в Аланию с предложением: мы отдаем вам в заложники наших детей; отдайте только оруженосца нам, а мы отправим его к Юстиниану. Но оруженосец не согласился на это и сказал: силен Господь отворить мне дверь для исхода[403], но в Авазгию не пойду. Чрез несколько времени римляне и армяне остановились лагерем в Лазике и осаждали Археополис[404], но сведав о приближении сарацин, они отступили; {287} от них отделилось до двухсот человек и дошли до Апсилии и до Кавказа для добычи. Когда сарацины пришли к Лазику, то римское и армянское войско обратилось в бегство и прибыло к Фазису[405]. Между тем двести человек для грабежа остались на Кавказских горах и уже не знали, что им делать. Аланы, известясь о сем, что римлян на Кавказе великое множество и с радостью объявили оруженосцу: римляне приближаются, иди к ним. Оруженосец с пятидесятью аланами обходом [на круглых лыжах[406]] перешел снега Кавказские, в мае месяце нашел своих и с великою радостью спрашивал: где войско? Они отвечали: когда сарацины вторглись в римскую область, то войско ушло назад, а мы уже не можем возвратиться в Римскую землю и потому идем в Аланию. Он говорил им: что же мы теперь будем делать? Чрез эту страну нам невозможно пройти, отвечали они. Но оруженосец сказал: разве не возможно пройти другим путем. Была там крепость, именуемая Сидирос[407], которой хранителем[408] был некто Фаразманий, подданный сарацинский, но мирно живший с армянами. Оруженосец, пославши к нему, сказал: поелику ты в мире с армянами, то пребудь в мире и со мною и пребудь под владычеством царства Римского[409]; дай нам способы дойти до моря и переплыть в Трапезунт. Поелику Фарасманий не согласился сделать это, то оруженосец послал из своих и армян, которым приказал сделать засаду, и когда выдут из крепости на работу, то взять из работников, сколько могли и овладеть вратами с наружной стороны, пока подоспеют к ним и прочие. Те отошли, сделали засаду, народ вышел на работы и они вдруг сделали нападение, овладели воротами, и многих захватили живыми. Фарасманий с немногими оставался в крепости; скоро пришел и оруженосец и предлагал Фаразманию отворить ворота в мире[410], но сей не захотел, но начал войну. Крепость была тверда, и взять ее не было возможно. Марин первый из Апсил[411] услышал, что крепость в осаде, смутился от страха и полагал великое войско у оруженосца, и с тремястами воинов пришел к нему и сказал: я спасу тебя до самого приморья. Фарасманий видя сии обстоятельства, сказал оруженосцу: возьми сына моего в заложники, и я соглашаюсь быть в подданстве[412] у царя. Сей принял его сына и сказал: что ты за подданный[413] царя, каким ты себя называешь, когда и окруженный так говорил с нами? Нам невозможно отступить отсюда, если не возьмем крепости. Тогда Фаразманий сказал: дай мне честное слово. Оруженосец дал ему честное слово[414], что он не причинит ему никакой обиды, но вступит в {288} крепость с тридцатью воинами. Но не сдержав сего слова, приказал воинам с ним вступавшим тридцати воинам: вступая в крепость вы овладейте воротами, пока войдут и прочие. Что и случилось, и он приказал тогда зажечь крепость. Произошел великий пожар; семейства бежали вынося с собою из имущества своего, что только могли. Пробывши здесь три дня[415], он приказал срыть стены до основания, потом двинувшись пришел в Апсилию с Марином, первым в городе[416], и был принят апсилами с великою честью. Оттоль спустившись к приморью, переправился и прибыл к Юстиниану, который был уже убит, за ним ослеплен и Филиппик, и царствовал Артемий, который сделал его военачальником восточных стран[417]. В царствование Феодосия и по изгнании Артемия, когда Римское государство пришло в замешательство и от набегов варварских, и от беззаконных убийств Юстиниана, и от нечестивых дел Филиппика, сей Леон сражался за сторону Артемия против Феодосия. С ним был единомышленник и споборник Артавазд, вождь армянский, которого он после воцарения своего сделал зятем своим, выдавши за него дочь свою Анну и его произвел в первые сановники двора. Тогда Масальма, зимовавши в Азии, принял обещание Леона, и зная, что он им осмеян пришел к Авидосу и переправил значительное количество войска во Фракию и двинулся против царствующего града; писал при том к Сулейману, первому советнику своему, чтобы он прибыл с своим приготовленным флотом. Августа 15 числа начал он осаду города, разоривши наперед фракийские крепости. С матерой земли выкопали около стен великий ров; над валом сделали грудное укрепление из одного камня без извести. 1 числа сентября индиктиона 1 прибыл Христов враг Сулейман с флотом, с эмирами, с огромными военными кораблями и с быстрыми суднами, имея всех числом до тысячи восьмисот, и стал на пространстве от Мангавры до Кикловия. Чрез два дня подул южный ветер, и враги снявшись с якорей оплыли город: одни обратились к стороне Евтропия и Анфемия, другие к Фракии, начиная от крепости Галат до самых ворот. Позади осталось до двадцати больших кораблей для охранения грузных кораблей, обремененных своею тягостью и медленных в течении, и на каждом из первых кораблей находилось по сту латников. После тишины, которая застигла их в плавании и в проливе подул благоприятный ветр и подвинул их вперед. Благочестивый царь тотчас послал против них огненные корабли из Акрополиса, и с Божьею помощью {289} истребил их: одни из них, объятые огнем разбросаны остались у приморских стен, другие потонули в глубине морской и с людьми. Многие унесены были до островов Оксии и Платии. От сего жители города ободрились, а неприятели сильным страхом поражены были, ибо они знали всерушащую силу морского огня. В тот же вечер хотели они сделать высадку к приморским стенам и поставить машины на забралах, но намерение их рассеял Бог молитвами святой Богородицы. В эту же ночь благочестивый царь тайно приказал опустить цепь от Галата. Неприятели, думая, что он, опустивши цепь, хочет окружить их, не осмелились вступить в Галат, но отплывши в залив Сасфения, здесь обезопасили свой флот. 8 числа октября месяца умер Сулейман, вождь их, и Омар сделался эмиром. Когда наступила зима самая жестокая, так что земля во Фракии в продолжение ста дней покрыта была оледеневшим снегом, то у неприятелей передохло множество коней, верблюдов и прочих животных. Весною прибыл Софиан с флотом своим, сооруженным в Египте, имея до трехсот грузных с хлебом и быстрых кораблей, но узнав о силе римского огня, уже проплывши Вифинию, обратился в пристань прекрасного поля. Спустя немного времени прибыл Изид с другим флотом, построенным в Африке, имея триста шестьдесят больших кораблей с оружием и припасами, и этот равным образом, узнавши тоже о морском огне, пристал к Сатиру, Врии и до Карталимена. Египтяне на двух этих флотах ночью сделали совет и, спустивши с больших кораблей лодки, устремились к городу и благославляли царя; так что начиная от Иерии до самого города море представляло вид сплошного дерева. Царь, узнав чрез них же о двух скрывшихся в заливе флотах, приготовил огнебросательные сифоны, поставил их на быстрые двухпалубные корабли и послал против двух флотов. С Божьею помощью молитвами пречистой Богородицы неприятели на том же месте были потоплены и наши, взяв добычи и съестные запасы их, с радостью и с победою возвратились. Между тем как Мердасан с войском аравитян делал набеги от Пилоса до Никеи и Никомидии, начальники царские наподобие мардаитов, укрываясь в Ливе и Софоне, и с ними пешеходные вдруг нападая на них, и поражая, заставляли их уходить оттуда. При том жители города, имея безопасность от морских разбойников, выходили из города на многих лошадях и возвращались с разными запасами. Равным образом и рыбные ловли при островах и при морских стенах производились без всякого препятствия. {290} Когда возник великий голод между аравитянами, то они пожирали всякую падаль, и лошадей, и ослов, и верблюдов. Говорят даже, что они ели трупы людей, и свой собственный помет в горшках мешая его с закваской. Постигла их и смертоносная язва и бесчисленное множество погибло от нее; воздвигли против них войну и болгары и, как говорят люди верно знающие, побили из них двадцать две тысячи. Много бедствий претерпели они в это время, и на опыте узнали, что град сей хранит Бог и пресвятая Дева Богоматерь, равно как и христианское царство, и нет совершенного оставления Божия на призывающих Его во истине, хотя мы на короткое время и наказуемся за грехи наши.

вернуться

[393]

В греческом тексте – κύριος (ср.: «Хронография», комм. 267 – о властителе Болгарии), у Анастасия – dominus (Theoph, Chron., II, 252.13).

вернуться

[394]

Годы правления абхазских князей известны, начиная со Льва I (735—786 или ок. 736—766/767 гг.); для остальных установлены в хронологическом порядке только имена (числом 9), последние из них – Димитрий I, Феодосий I, Констанций I и Феодор (Kollautz. Abasgen, S, 33—36). Не исключено, что в нашем случае речь идет о Феодоре, а может быть, и о Констанции I.

вернуться

[395]

Термин «Романия» в значении территории Византийской империи появляется у византийских авторов с V в., а на западе с XI в. (несмотря на то, что он встречается в IX в. в латинском переводе «Хронографии»); сам Феофан употребляет слово 47 раз, из которых лишь один в применении к европейской территории Византии, в остальных случаях Романия относится к малоазийским землям и упоминается в связи с византино-арабскими войнами (Wolf. Romania, р. 32; ср.: ВИИНЈ, I, с. 223, прим. 12).

вернуться

[396]

Классический греческий язык, видимо, не знал этого слова: оно не зарегистрировано словарем Г. Лидделла – Р. Скотта. Анастасий переводит callide agamus (Theoph. Chron., II, 252.27), т. е. «поступим хитро», что соответствует и пониманию К. де Боора: dolum comminiscor (ibid., 777 s.v.). Такое же значение, со ссылкой на «Хронографию», отмечают словари Э. Софоклиса и Г. Лампе.

вернуться

[397]

Греческое клисура означало не только горный проход, ущелье, но и укрепления на перевалах; так, например, разъясняет это понятие Феофилакт Симокатта (Th. Sim. Hist., VII, 14, 8). Очевидно, имеются в виду проходы Кавказского хребта на северо-востоке Абхазии, отделявшие абасгов от аланов.

вернуться

[398]

Списки группы у дают чтение ἡμῶν, т. е. изменяют смысл контекста; «послужим и нам»; фраза отсутствует в переводе Анастасия (Theoph. Chron., II, 252.25—29), что не отмечено К. де Боором в критическом аппарате «Хронографии». И. Рохов предлагает в этом месте конъектуру, объясняя ее необходимость следующими доводами: ὑμῶν не может относиться к абасгам, поскольку против них направлена хитрость аланов, а ко Льву и Византии – поскольку Лев III был в оппозиции к Юстиниану II; соответственно предпочтительнее ἡμῶν, которое можно отнести ко Льву III и аланам (Rochow. О îndreptare, р. 120). Однако поправка Рохов сомнительна. Прежде всего ὑμῶν нельзя связать с абасгами чисто грамматически (аланы обращаются ко Льву III, если бы подразумевались абасги, то должно было бы стоять αὐτῶν, т. е. «их»), а не только из-за смыслового противоречия. Но самое главное, ὑμῶν можно понимать в применении к ромеям (и Льву, и Византии вообще): аланы осознают себя союзниками империи (и это отчетливо проявляется в тексте), независимо от того, какие отношения сложились между Юстинианом II и Львом III. Наконец, чтение списков группы у является скорее всего следствием итацизма, а не смысловым разночтением. Немецкий перевод – geben ihnen so eine heilsame Lehre (Bilderstreit, S. 23) – двусмыслен и неправилен.

вернуться

[399]

Греческие списки, наряду с чтением, принятым в критическом издании, дают варианты: ’Ιταζή h, ’Ιταξή у, ’Ιταζΐ g; у Анастасия – cum Hiotaxi (Theoph. Chron., II, 253.6) с разночтением Hoctaxi в рукописи Р. И. Маркварт возводил имя Итаксий к персидскому титулу «питиахш» (наместник), соотнося его с греческой формой βιτάξη и латинской vitaxa; Ю. С. Гаглойти сближает греческое Ίταζη/Ίταξη с осетинским корнем ịdaez в значении «вдовство»; форма, засвидетельствованная переводом Анастасия, оставлена интерпретаторами без внимания (Зетейшвили. Сведения, с. 86).

вернуться

[400]

Грамматически можно относить и к Итаксию, и ко Льву III, коль скоро в греческом тексте отсутствует местоимение, указывающее на лицо, но правильнее видеть здесь Итаксия, так как описываются действия аланов, а Лев III тем временем укрывается.

вернуться

[401]

Здесь, как и выше – «Хронография», 679/680 г., клисуры.

вернуться

[402]

Ю. А. Кулаковский предполагает в этих «прегрешениях» грабежи абасгами торговых кораблей трапезундских купцов, которые торговали с кавказским побережьем (Кулаковский. История, III, с. 322, прим. 1).

вернуться

[403]

Видимо, новозаветная цитата (Деяния, 14, 27; Колосс., 4, 3).

вернуться

[404]

По Прокопию, Археополь – город к северу от течения Фасиса, самый большой и укрепленный в Лазике (Proc. Bell. Pers., II, 29, 17– 18; ср.: Canard. L’aventure, p. 355, n. 4). Ю. А. Кулаковский отождествляет его с Даба Цвели (Старый город) у истоков реки Дзеврулы (Кулаковский. История, III, с. 322, прим. 2).

вернуться

[405]

Здесь к реке Фасису.

вернуться

[406]

Киклоподы (греч. κυκλοπόδες) – круглые снегоступы; по описанию Ш. Дюканжа, это башмаки с прикрепленными на подошвах железными кругами (Ducange. Glossarium, s. v.).

вернуться

[407]

Сидерон сопоставляется с Цебельдой в долине верхнего Кодори, крепость в горном проходе Цебельда – Сухуми (Артамонов. История, с. 361; Kollautz. A.basgen, S. 34). Агафий сообщает древнее название Сидерона – Цахар (Agach. Hist., 4, 16, 4).

вернуться

[408]

Топотерит (дословно «местоблюститель») – термин многозначный. Георгий Писида называет топотеритом императора патрикия Боноса, замещавшего Ираклия во время его персидских походов (Giorgio di Pisidia. Poemi, р. 163). В подчинении у друнгария виглы находился топотерит (Guilland. Institutions, Ι, p. 567). Это греческое слово употреблялось и как эквивалент хазарскому тудуну (см.: «Хронография», комм. 344). Первым должностным лицом в канцелярии всех доместиков был опять-таки топотерит; наконец, известны провинциальные топотериты, в обязанности которых входило управление областями и крепостями, собственно топотересия была военным отрядом – подразделением турмы (Bury. System, p. 51 sq.). Здесь, конечно, имеется в виду топотерит – комендант крепости, хотя нельзя оставлять без внимания то обстоятельство, что Сидерон находился под властью арабов и распространение на него византийской административной терминологии могло быть условным.

вернуться

[409]

Списки группы z, добавляют «империи ромеев», у Анастасия – sub regno meo (Theoph. Chron., II, 254.4), т. е. «моей [царской] власти», что неверно. Даже если понимать regnum как царство, перевод остается двусмысленным.

вернуться

[410]

Τὰς πόρτας (ворота) отсутствует в рукописях группы у и в переводе Анастасия; μετ’ εἰρήνης (с миром) – опущено в списках группы x z.

вернуться

[411]

Кавказское племя, обитавшее по течению реки Кодори, между лазами и абасгами, поддерживавшее оживленные связи с империей уже в правление императора Адриана (117—138) (Кулаковский. История, III, с. 323, прим. 1; ср.: Canard. L’aventure, р. 354, n. 2).

вернуться

[412]

В греческом тексте – глагол δουλεύειν, в передаче Анастасия – deservire (Theoph. Chron., II, 254.21).

вернуться

[413]

В греческом тексте – δοΰλος, в латинском – servus (ibid., 254.22).

вернуться

[414]

Слова «спафарий дал Фарасманию слово» не засвидетельствованы кодексами группы хz, которые ниже вместо αὐτὸν дают μέ; в результате изменяется смысл – в уста Фарасмания вложены слова: «Дай мне слово ни в чем не причинять мне вреда, но только с тридцатью воинами войти в крепость».

вернуться

[415]

По Анастасию, 30 дней (ibid., 254.30). Вероятно, Лев спустился затем к устью реки Кодори, где в древности был расположен греческий город Диоскурия (Кулаковский. История, III, с. 323, прим. 1; ср.: Canard. L’aventure, p. 354, n. 2).

вернуться

[416]

Греческое τοΰ πρώτου αὐτῶν В. И. Оболенский – Ф. А. Терновский неправильно переводят «первым в городе» (Летопись Феофана, с. 289). Основания для такого перевода нет.

вернуться

[417]

Поскольку рассказ о посольстве Льва III на Кавказ дан в «Хронографии» ретроспективно, датировка экспедиции затруднительна, К. Шенк считал, что Лев III провел у аланов несколько лет (Schenk. Kaiser Leon’s Walten, S. 285). По М. И. Артамонову, спафарий также провел на Кавказе несколько лет (Артамонов. История, с. 361). М. Канар дает точную дату: Лев III вернулся в Константинополь в то время, когда был свергнут и ослеплен император Филиппик, т. е. в 713 г. (Canard. L’aventure, p. 357). С точки зрения С. Г. Зетейшвили, поход завершился до свержения Юстиниана II, т. е. до 711 г. (Зетейшвили. Сведения, с. 84). Для выяснения хронологии обратимся к тексту Феофана. Прежде всего нижняя временная граница – год, до которого Лев III не мог быть послан к аланам: во всяком случае, это не могло произойти до 705 г. (т. е. до вторичного воцарения Юстиниана II), что, впрочем, не означает начала экспедиции в 705 г., поскольку между возвращением Юстиниана II в столицу и отъездом Льва III на Кавказ последний становится приближенным императора, дает повод заподозрить себя в притязаниях на константинопольский престол, благополучно переживает расследование доноса, наконец, проходит некоторое время, а молва о честолюбивых замыслах Льва III все еще не умолкает. Эти события требуют времени и, видимо, большего, чем один-два года. С учетом приведенных соображений можно, как нам кажется, датировать отправление Льва III из Константинополя временем приблизительно около 708 г. Мысль Канара о 713 г. как годе окончания кавказской экспедиции вызвана, очевидно, фразой, следующей за сообщением Феофана о возвращении Льва III: «После того как Юстиниан был убит, а Филиппик ослеплен, на престол вступает Артемий и назначает его (Льва. – И. Ч.) стратигом к анатоликам» (Theoph. Chron., I, 395.2—4). Однако это предложение нельзя связывать с повествованием об аланах, так как первоначально (т. е. до введения повествования в «Хронографию») оно ему, вероятно, не принадлежало. Весь пассаж, завершающий изложение перипетий аланской экспедиции, представляет собой пересказ (отчасти резюмирующий, отчасти дословный) уже описанных Феофаном событий. О назначении Артемием стратигов сообщается выше (ibid., 383.29—30), хотя и без упоминания имени Льва III, но в рассказе о событиях следующего за этим года он выступает как стратиг Анатолика (ibid., 386.15). О свержении Юстиниана II, ослеплении Филиппика и воцарении Артемия, низложении последнего и вступлении на престол Феодосия Феофан также уже писал в соответствующих, местах «Хронографии» (ibid., 381.1—5, 383.14—17,18—19, 386.10—12, 385.23—24). Более того, прослеживаются и почти дословные повторы в известии о выступлении Льва III против Феодосия. Заключительная фраза аланского эпизода звучит: εΐχε δὲ συμφωνοΰντα αὐτῶ καὶ συντρέχοντα ’Αρταύασδον, τὸν τῶν’ Αρμενιακῶν στρατηγόν, ὅν καὶ γαμβρὸν μετὰ τὸ βασιλεΰσαι αὐτὸν εἰς ’Άνναν τὴν θυγατέρα αὐτοΰ πεποίηκεν, προβαλλόμενος αὐτὸν καὶ κουροπαλάτην. То же самое читаем и выше, под А. М. 6207 – годом свержения Артемия: εΐχε δὲ συμπνέοντα αὐτῶ καὶ συντρέχοντα ’Αρταύασδον ’Αρμένιον, τῶν’Αρμενιακῶν στρατηγόν, ῶ καὶ συνέθετο δοΰναι τὴν ἑαυτοΰ θυγατέρα εἰς γυναΐκα’ ὅ καὶ πεποίηκεν (ibid., 395.8—12; ср. 386.15—19). В итоге, как нам кажется, можно говорить о том, что фрагмент об аланах заканчивался в источнике «Хронографии» словами «и пришел к Юстиниану», т. е. возвращение Льва III приходится на время до 711 г., а вся экспедиция, вероятно, длилась не более двух-трех лет.