У нас в больнице не одобряли «рекреационный ультразвук» — проще говоря, УЗИ без медицинских показаний. Но однажды, когда Шарлотта была на двадцать седьмой неделе, она заехала за мной, чтобы отвезти в кино, а я еще была занята родами. Час спустя я застала ее в своем офисе: положив ноги на стол, она читала свежий выпуск медицинского вестника.
— Потрясающая штука, — сказала она. — «Современные методы работы с гестациозной трофобластической неоплазией». Надо будет взять с собой и читать, когда мучает бессонница.
— Прости, — сказала я. — Я не знала, что это так затянется. Женщина расширилась до семи сантиметров — и замерла как вкопанная.
— Ничего страшного, я все равно не хотела в кино. Ребенок весь день пляшет на моем мочевом пузыре.
— Балерина растет?
— Или футболист, если верить Шону.
Она внимательно посмотрела на меня, пытаясь по моему выражению лица понять пол ребенка.
Шон с Шарлоттой решили не узнавать пол заранее. Когда родители сообщали нам о своем решении, мы фиксировали его в личном деле. Мне пришлось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы не подсмотреть во время УЗИ, иначе я могла бы проболтаться.
Было семь часов вечера, дежурная медсестра уже ушла домой, пациенты тоже. Шарлотте позволили дождаться меня просто потому, что все знали о нашей дружбе.
— Ну, мы не обязаны ему говорить…
— Что говорить?
— Пол ребенка. Один фильм мы уже пропустили, не пропускать же еще один…
Глаза у Шарлотты полезли из орбит.
— Ты имеешь в виду УЗИ?
— А почему бы и нет?
— А это безопасно?
— Совершенно. Ну же, Шарлотта! Что ты теряешь?
Пять минут спустя мы уже расположились в ультразвуковой комнате Джанин. Шарлотта задрала блузу, а штаны приспустила, чтобы оголить живот, на который я и выдавила гель. Шарлотта взвизгнула.
— Прости, — сказала я. — Я понимаю, что холодно.
Потом я взяла датчик и задвигала им по коже.
Ты выплыла на экран, как русалка выплывает на поверхность воды. Из черноты проступили знакомые черты. Вот голова, вот позвоночник, вот крохотная ручка.
Я передвинула датчик тебе между ног. Но вместо того чтобы кукожиться в утробе, ты сомкнула ступни, практически образуя круг. Первый перелом я заметила на бедре. Оно было угловатым, остро выгнутым, хотя должно было быть прямым. На большой берцовой кости я рассмотрела черную линию — новый перелом.
— Ну так что? — нетерпеливо спросила Шарлотта, вытягивая шею, чтобы взглянуть на монитор. — Когда же я увижу фамильные драгоценности?
Сглотнув ком в горле, я пододвинула датчик к твоей грудной клетке и капелькам твоих ребрышек. Там я насчитала пять заживающих переломов.
Комната закружилась. Не выпуская датчик из рук, я наклонилась вперед и уронила голову на колени.
— Пайпер! — воскликнула Шарлотта, приподнимаясь на локтях.
Мы проходили остеопсатироз в университете, но я никогда не сталкивалась с ним на деле. Я помнила лишь фотографии эмбрионов с внутриутробными переломами вроде твоих. Эти эмбрионы гибли при родах или вскоре после рождения.
— Пайпер? — повторила Шарлотта. — С тобой всё хорошо?
Приподняв голову, я набрала полные легкие воздуха и сказала:
— Да, со мной всё хорошо. — Тут голос мой дрогнул. — А вот с твоей дочерью — нет.
Шон
Впервые слово «остеопсатироз» я услышал, когда Пайпер привезла бьющуюся в истерике Шарлотту домой после того внезапного УЗИ. Сжимая плачущую жену в объятиях, я пытался уловить смысл слов, которыми Пайпер меня обстреливала: «дефицит коллагена», «угловатые и утолщенные костные образования», «рахитические четки». Она уже позвонила коллеге, доктору Дель Соль, специалисту по внутриутробным отклонениям. Нам назначили новое УЗИ на половину восьмого утра.
Я как раз только вернулся с работы. Важное обстоятельство: целый день лило как из ведра, я жутко устал. Волосы у меня еще не высохли после душа, рубашка липла к мокрой спине. Амелия смотрела телевизор в нашей спальне, а я ел мороженое прямо из пачки, когда Пайпер с Шарлоттой вошли в дом.
— Черт! — воскликнул я. — Поймали на горячем! — И только тогда понял, что Шарлотта плачет.
Не устаю удивляться, как самый обычный день в мгновение ока превращается в сущий ад. Вот мать протягивает игрушку своему ребенку на заднем сиденье — и вот в их машину уже врезается грузовик. Вот студент безмятежно сидит на крыльце, потягивая пивко, — и вот мы уже подъезжаем, чтобы арестовать его за изнасилование одногруппницы. Жена открывает дверь и видит на пороге полицейского, который сообщает, что ее муж погиб… По долгу службы мне часто доводилось присутствовать при этом переходе, когда знакомый мир вдруг становился вместилищем невероятного ужаса. Но я еще никогда не оказывался на том конце.