Что касается минусов, то таковые проистекают из единственного плюса. Почти весь путь к Медвежьей гряде, до южной подошвы которой теперь осталось всего ничего, беглые зэки проделали, двигаясь либо по самому этому полотну, либо вдоль него – параллельно, не удаляясь от этой заброшенной дороги, чтобы не потерять ее из виду, чтобы не заплутать в густом тумане и не забрести в болота. То есть вплоть до момента, пока они не окажутся непосредственно у подошвы гряды, вдоль которой планируют двигаться далее к укрывищу, беглецы тоже лишены маневра, лишены возможности свернуть с этой местной «магистрали».
Монах медленно вытер взмокшее лицо рукавом ватника. Так же неспешно, перебирая загрубевшими пальцами крючки, расстегнул его на груди. Застыл на какое-то время, насторожился, подобрался, подобно пойнтеру, вынюхивающему, высматривающему, караулящему верхним чутьем любое движение, звериный запах или шорох зверья. Степанов вслушивался так около минуты, оставаясь все это время недвижимым. Кроме надсадного хрипа подельщиков, приходящих в себя после затяжного марш-броска, да собственного учащенного дыхания, он никаких сторонних звуков пока не уловил. Задрав голову в мокром от пота треухе, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, осмотрел видимую часть небосклона. Каковая, надо отметить, на самом деле особо не отличается от вида земной тверди – та же мутная, как сивушный самогон, белесая субстанция.
«Повезло с погодой, – отметил Монах про себя. – В пригожий день уже заметили бы… Да и вымахнуть за периметр не дали бы так легко».
Кое-что его все же беспокоило. Примерно полтора часа назад спешащие уйти по полотну старой дороги на север, к горной гряде, зэки услышали приглушенный расстоянием стрекот. Из Полевского, вероятно, подняли вертушку. Степанов вновь прокрутил в голове весь этот эпизод. Звуки, издаваемые винтокрылой машиной, усиливались; по мере этого росла тревога в душах беглецов. Вскоре, гремя винтами – как показалось, над головами, – пронесся вертолет, почти не различимый, впрочем, в молочной взвеси. Зэки моментально залегли среди негустого голого кустарника!.. Все четверо прижались к влажной земле, надеясь, что пилот не сможет увидеть, различить недвижимые человеческие фигурки, сливающиеся с фоном местности. Да и густой туман наверняка мешает обзору. По-видимому, их не заметили. Во всяком случае, вертушка, барражировавшая какое-то – недолгое – время в районе Медвежьей, звеня винтами, полетела затем на юг, в сторону поселка Леспромхоз Два.
Саныч уже слегка оклемался; взгляд его стал почти осмысленным. Покряхтывая, он поднялся на ноги. Забросил автомат за спину. В горле все еще стоял комок; очень хотелось пить; ноги и руки гудели от усталости. Но все же он чувствовал себя гораздо лучше, чем еще несколько минут назад. «Пока что все ништяк идет… – подумал он. – Поисковая команда, поднятая по тревоге, похоже, пошла по ложному следу…»
Саныч покосился на Монаха – тот, развернувшись лицом на юг, что-то высматривал в белесой мгле.
Старший присел на корточки у низкого берега, подходящего в этом месте почти к самому полотну озерца. Набирая горстями воду, стал жадно пить. Утолив жажду, выпрямился. Лично он по-прежнему расценивает их шансы уйти от погони как довольно высокие. Монах знает эту местность, как собственную ладонь. И не только потому, что он родился в Полевском районе, в северном уголке которого как раз находится Медвежья гряда. До райцентра, кстати, отсюда не так уж далеко – до колонии по старой дороге и сорока верст не наберется, – но многие жители Полевского, даже из числа старожилов, отродясь здесь не бывали.
Степанов же не только бывал здесь – в свое время, – но и работал несколько месяцев на одном интересном объекте, расположенном как раз в районе Медведь-камня. Место это и вправду не совсем обычное. С послевоенного времени и вплоть до середины восьмидесятых Медвежья гряда и ближние к ней окрестности имели статус особой охраняемой зоны. Сюда нельзя было проехать ни по одной из местных дорог – на них были выставлены запретительные знаки, а на старой «медной» дороге, как и на другой дороге, ведущей к бывшим рудникам из поселка Леспромхоз, оборудовали еще и КПП. Кроме этого, местность патрулировали наряды, пешие и мобильные. По слухам, режим в этой зоне был гораздо-гораздо строже, чем в дни сегодняшние, когда вместо передислоцированной отсюда военной части в ее бывших казармах расположился контингент ИТК-55-б – осужденные и те, кто их охраняет. Кое-что об этих местах Саныч знал и без Монаха (среди зэков на этот счет тоже ходят разные разговоры). Но только от Степанова он узнал о том, что в районе Медвежьей гряды можно найти надежное укрывище на случай побега. И как раз об одном таком месте после долгих разговоров с Монахом наедине, после раздумий и прикидок Саныч написал в засланной из зоны маляве оставшемуся на свободе двоюродному брату. Велев тому в этом послании аккуратно – чтобы не засветиться – посетить это место и заложить там тайник с продуктами, гражданской одеждой и некоторой суммой наличкой…