– Такие дела за хмельным не решают.
– А мы без медовухи ничего не решаем. Пей, а то обижусь.
Судя по тому, как Герант крякнул, напиток у волхва был густой. Тот самый, который наливают гостям, если хотят развязать им язык.
– А ты хоть з-наешь, что там у них т-ворится? – У волхва некоторые слова и впрямь начали спотыкаться.
– Где?
– А куда вы идете.
– А я же не сказал ещё.
– А ты д-думаешь, я совсем не с-соображаю… – Раздался хруст разгрызаемой морковки. – Тут к нам от эссов гонец прибежал… Рассказывать дальше?
– Да.
– Нет уж. Сперва ты давай.
Некоторое время Герант собирался с мыслями, и волхв терпеливо ждал, вознаградив себя ещё одной чарой.
– А вот представь себе, Пров, сын Одила, что будет, если все твои идолы на вечернее жертвоприношение живьем явятся… – Служитель перешел почти на шепот. – Что тогда будет?
– Жуть! – Судя по возгласу, у волхва было богатое воображение. – Их же тогда ничем не умаслишь… Ты что – пугать меня пришел?
– А помнишь, когда оборотни к вам забредали?
– Как не помнить… Только у нас их и не было почти. Нас Зеус-Громовержец и Ярис-Воитель оборонили. Нам духи лесные их схроны указывали, а Геккор-Ветродуй их сам из шкур выворачивал. Это вас защитить некому было. Творец ваш безымянный далеко, а наши боги – вот они – тута!
– А ответь мне, Пров, сын Одила, что за жертвы приносили вы тогда Луцифу и Морху?
На этот раз ответом было долгое молчание, а потом медовуха снова зажурчала, наполняя кружки.
– А у нас на капище и идолов-то таких не стоит. Я, может, вообще не знаю, кто это…
– Тогда я сам скажу.
– Нет. – Волхву явно стало не по себе. – Скажешь – точно живым отсюда не уйдешь… А если не скажешь – всё равно быть тебе на костре… И вождь мне не указ, раз такое дело.
– Так вот, Пров, сын Одила… Если я не дойду и не сделаю то, что должен, тебе всю жизнь придется творить то же, что и тогда. Только одно тебе утешение будет – проживешь недолго.
И тут Пров грохнул кружкой о стол так, что на пол со звоном посыпались глиняные осколки.
– Тебя, значит, Герантом зовут… – теперь голос волхва звучал тоскливо, как собачий вой на луну. – А не тот ли ты Герант, который с лордами на север против меченосцев ходил?
– Другого Геранта у нас нет.
– Святитель, значит…
Вновь наступило тягостное молчание, и Ойван мысленно поблагодарил пращуров за то, что надоумили его не очнуться раньше времени.
– В том Холме, что у моря, уже дюжину дней, если не больше, усобица идет. – Теперь Пров говорил негромко, и казалось, хмель уже выветрился из его головы. – Лорд ихний погиб, и теперь эллоры промеж собой дерутся – никак не поделят, кому лордом быть. Эссы снова начали их селища щипать, а пленники говорят: кому Гейра поможет, тот и верх возьмет…
Снова наступила тишина, нарушаемая лишь треском огня в очаге. До Ойвана вдруг дошло, что хотел сказать Герант. Об этом говорили только шепотом, рассказывали как страшную сказку, в которую никто не хотел верить, хотя все знали, что так оно и было…
Когда в лесах стали появляться ночные оборотни и путники начали пропадать без следа, волхвы принесли идолам обильные жертвы, моля избавить жителей лесов от страшной напасти. Но дни сменялись ночами, люди продолжали исчезать, а идолы безмолвствовали. И вот однажды прошел слух, будто то в одном становище, то в другом появлялась дева, прекрасная лицом, называющая себя Гейрой. На одних она наводила ужас, другим внушала восторг… И говорила она людям лесов: «Я избавлю вас от чудовищ, но, чтобы спасти живых, вы должны принести в жертву Морху, повелителю Небытия, своих мертвых, не отдавая их земле, как велят обычаи пращуров, а оставляя их на дальних капищах». И ещё сказала Гейра: «Чем дальше от своих становищ будете вы относить своих мертвых, тем дальше будут оборотни обходить ваши жилища».
И многие стали делать по её словам. И прочие увидели, что всё так и совершается, как она сказала. И перестали живые встречать оборотней, но с той поры поздней осенью каждый год начинался мор, поражавший лишь взрослых мужчин. И так продолжалось дюжину лет… Тогда умер и его отец, Увит, и дед Буйтур, которого ещё не согнула старость.
Ойвану вдруг показалось, что руки у него закоченели и нет больше сил сохранять неподвижность. Он открыл глаза и сел на лежанке.
Волхв оказался на удивление маленького роста, с рыжеватой бородой в мелких завитках. Рядом с Герантом он казался крохотным и тщедушным.
– А вот и попутчик твой оклемался, – сообщил Пров, оторвав взгляд от очага, на который смотрел не мигая. Он подбросил в огонь несколько кленовых полешек и, дождавшись, пока пламя их охватит, вновь обратился к Геранту: