Элен не пришла ему на помощь.
— Мы не так уж часто устраиваем приемы, — убеждала его Лилиан.
— Никаких отговорок! — поддержала сестру Мора. — Я угощаю. Доставьте мне удовольствие! — широко улыбнулась она.
— Что скажешь, Элен? — с пылом подростка спросил Мартин. — Кутнем, а?
Лилиан и Мора едва не захлопали в ладоши.
— Конечно, иди, Мартин. А я, к сожалению, не могу. Мне нужно сходить в… — Элен неопределенно помахала рукой в воздухе.
Никто не спросил, почему она не может принять приглашение и куда собирается пойти.
В среду занятия в школе для мальчиков заканчивались раньше, но в школе для девочек был обычный день. Эммет Макмагон пошел к сестре Мадлен, чтобы почитать с ней «Легенды Древнего Рима». Мальчик раз за разом пересказывал историю о том, как Горации защищали мост. Сестра Мадлен закрыла глаза и сказала, что хорошо представляет себе, как трое храбрых юношей сражаются с ордами врагов, а потом бросаются в Тибр. Эммет тоже представил себе эту картину и уверенно продекламировал: «О Тибр, отец Тибр, которому молятся римляне…» Внезапно он осекся и спросил:
— А почему римляне молились реке?
— Потому что обожествляли ее.
— Наверно, они были чокнутые.
— Не знаю, — задумчиво ответила сестра Мадлен. — Река была быстрая, полноводная, бурная, доставляла им пропитание, а потому вполне могла быть для них божеством. — Похоже, она не видела в этом ничего удивительного.
— А можно мне посмотреть на лисенка, которого вы показывали Кит? — спросил он.
— Конечно. Но сначала дочитай мне балладу об этих храбрых юношах. Я ее очень люблю.
И Эммет Макмагон, который не мог произнести на людях собственное имя, встал и начал декламировать стихи лорда Маколея[4] так, словно это было делом его жизни.
— Наверно, тетя Мора уже приехала, — сказала Клио.
— Везет тебе, — ответила Кит.
— Да. Она сказала, что научит нас играть в гольф. Хочешь?
Кит задумалась. Конечно, гольф — это игра для взрослых, и можно будет смотреть сверху вниз на мелюзгу, которая всего-навсего собирает мячи. Но ей кое-что мешало. Ее мать не только не играла в гольф, но и не проявляла к нему ни малейшего интереса. Если так, то учиться этой игре было бы не совсем честно: могло сложиться впечатление, что Кит не одобряет в этом мать.
— Я подумаю, — в конце концов сказала она.
— Иными словами, нет, — резюмировала Клио.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что хорошо тебя знаю, — сердито ответила Клио.
Кит решила поговорить с матерью нынче же вечером, и если та согласится, можно будет утереть нос этой всезнайке Клио Келли.
— Рита, мне совсем чуть-чуть. Я наелся как удав, — уныло сказал Мартин Макмагон.
— Когда ты успел? — удивился Эммет.
— Мы ходили обедать в гостиницу.
— И сколько это стоило?
— Честно говоря, не знаю. За нас платила Мора.
— А маме понравилось? — Кит была довольна тем, что родители вышли в свет.
— Э-э… Мама не смогла пойти с нами.
— А где она сейчас?
— Придет позже, — ответил отец.
Жаль… Кит хотела поговорить с ней о гольфе. Почему мамы никогда нет дома?
Клио пришла сразу после чая.
— Ну, что ты решила?
— Ты о чем?
— О гольфе. Тетя Мора хочет знать.
— Ничего она не хочет. Это ты хочешь, — заявила Кит, не сомневавшаяся в своей правоте.
— Ну, она хотела бы знать.
— Я еще не решила.
— Что будем делать?
Клио обвела взглядом спальню Кит, ожидая прихода вдохновения или хотя бы приглашения повторить па ча-ча-ча, которые они почти освоили. Запомнить рисунок танца было труднее, чем заниматься с матерью Бернард геометрией.
— Не знаю, — ответила Кит, мечтая услышать на лестнице легкие шаги матери.
Наступило молчание.
— Мы что, ссоримся? — спросила Клио.
Кит ощутила угрызения совести. Она чуть не призналась лучшей подруге, что волнуется из-за матери. Но «чуть» не считается…
— Что-то Клио рано ушла, — сказал Мартин, задергивая шторы в гостиной.
— Да, рано.
— Вы что, поссорились?
— Нет.
— И слава богу.
— Папа… Где мама?
— Скоро вернется, милая. Она не любит, когда ее донимают вопросами.
— Но где она?
— Не знаю, моя радость. Будь добра, перестань расхаживать по комнате, как тигр в клетке.
Кит сидела, уставившись на огонь камина, где ей чудились дворцы, замки и огнедышащие горы. Время от времени она переводила взгляд на отца.
На коленях Мартина лежала книга, но ее страницы оставались нетронутыми.
4