Чем дольше Шото думал над этим, тем сильнее запутывался в себе. С одной стороны — изменять своим принципам это ниже своего достоинства и достоинства героя. С другой стороны — он ещё не герой. А сможет ли он стать им, не принимая своей сути, и внутренне не взрослея и не преодолевая детские обиды — очень большой вопрос. И чьей бы силой этот огонь ни был — его, или его отца, — он появился у него лишь в результате идиотского эксперимента Энджи, дабы тот получил свой инструмент для того, чтобы создать героя номер один, который сможет превзойти Всемогущего. Вся его левая сторона, в особенности ожог от матери, символизирует для Тодороки-младшего его ненависть к Старателю и отвращение к одной из своих причуд, от него унаследованной.
Потом он вспомнил один из разговоров с Эбигейл. Чаще всего девушка называла его либо «Рамбутанчиком» в честь своего любимого фрукта рамбутана с белой мякотью, контрастно выделяющейся на фоне ярко-красной кожуры, который она впервые попробовала в день их первой совместной прогулке ещё в восьмилетнем возрасте, либо полным именем без суффиксов и прочей морфемной «мишуры». Хоть девушка и была наполовину англичанкой, она всё равно знала, что в Японии только лишь по имени зовут самых дорогих и близких людей. Когда же Шото спросил у неё, почему она его так называет, Свон таки ответила:
— Потому, что ты самый дорогой и близкий мне человек.
Но потом, спустя несколько секунд молчания, в течение которых Эбигейл наблюдала за реакцией жутко смутившегося парня, она добавила:
— И потому что твоё имя означает «сжигающий» и «замораживающий». То есть — саму твою суть: две стороны, на которые ты часто себя разделяешь, и которые я принимаю как единое целое. Я принимаю тебя всего.
Примечательно то, что именно в тот момент на её бедре была повязка, наложенная на большой и ещё свежий и медленно заживающий ожог. Как-то раз она застала Шото в его самом отвратительном настроении, в те времена, когда, будучи ещё совсем «зелёным», он совершенно не умел сдерживать себя и свои чувства. А девушка была слишком добра, чиста и невинна, но именно этим в тот момент выбесила Тодороки-младшего настолько, что гнев парня достиг своего апогея и его огненная сторона вышла из-под контроля. Как итог: на правой ноге Эбигейл остался большой светлый шрам на всю жизнь, как вечное напоминание о том, насколько ужасна, опасна и отвратительна огненная сила Шото.
— И даже после того, как я…
— Прекрати, — требовательно, но всё равно мягко, в силу своей природы ангела, оборвала его Эбигейл. — Я же уже говорила — забудь об этом. Это просто несчастный случай, с кем угодно могло это произойти. Никто из нас ещё не умеет в полной мере контролировать свою причуду. В этом нет твоей вины.
Тодороки ничего тогда не ответил, чтобы не расстраивать собственноручно травмированную девушку ещё больше. Но себе в голову он вбил, что законченный придурок и урод, и неважно, что Эбигейл его простила. Она не может не простить. Она простит даже убийцу. Она же ангел.
Эбигейл больше ни разу не обмолвливалась на этот счёт ни словом. Но после этого разговора она стала целовать его глаза при встрече, начиная с левой стороны, ещё когда на ней не было ожога, как безмолвный знак того, что «огненная половина» Шото не только не противна ей, но и дорога, так как являлась частью его самого. Тодороки уже совсем забыл об этом, воспринимая её жесты как привычку, но не Свон. Она никогда не забывает о таких вещах. Именно поэтому её губы всегда нежно касаются его век, а после того, как у парня появился ожога, — ещё трепетнее и аккуратнее, чем прежде. Для неё эти поцелуи всегда являлись не только символом своей искренней любви и наивысшей духовной близости с парнем.
Вздохнув в очередной раз, Шото вынырнул из раздумий и, решив что-то для себя, достал телефон из кармана. Большой палец, ведомый мышечной памятью, набрал номер телефона на цифровой сенсорной клавиатуре, после чего нажал на зелёный кружок вызова с изображением телефонной трубки в нём. Экран на миг потемнел, а после высветил крупными буквами «Широ-чан», красную кнопку сброса под ним и фотографию мило краснеющей белокурой девушки.
Всего два гудка, и с той стороны послышался девичий нежный голос:
— Да, рамбутанчик? Что-то случилось?
— Да вот… тебя хотел услышал, — очень издалека начал разговор Тодороки. — Тебя так быстро увезли. Ты ведь даже церемонию награждения не посмотрела.
После того, как Шото повторно отключился на руках у Эбигейл, врачи транспортировали его и Кацуки в медпункт. Тогда-то за Свон и пришёл Старатель, который сперва отвёл её в тень, чтобы, не дай Бог, на её коже альбиноса не появились никому не нужные ожоги, а потом объявил, что ему срочно нужно в офис. В Хосу произошёл какой-то очень серьёзный инцидент со злодеем по имени Пятно и героем Ингениумом. Лично быстро и мобильно сопроводив её домой, Старатель направился на работу, а Эбигейл устроилась перед телевизором с Ёсико и всё-таки сточила с ней все вкусности, которые та купила для совместного просмотра фестиваля. Там они посмотрели награждение первогодок, и даже успели застать пару боёв третьегодок, чьи соревнования были сложнее, а, следовательно, и длиннее, чем у класса Шото и Изуку.
Как раз тогда, когда награждали двоих девушек, занявших третье место, у Эбигейл зазвонил телефон. Она сразу же приняла вызов, как только увидела родное «Рамбутанчик» и милую фотографию Шото, поглощавшего в момент запечатления его изображения приготовленную лично Эбигейл собу.
— Ну, твоего отца срочно вызвали. Ты, наверное, уже в курсе ситуации в Хосу?
Разговаривая, Эбигейл встала с пола и, встряхнув ногами, чтобы разогнать кровь в затёкших конечностях, направилась на кухню. Во-первых, девушка давно хотела выпить стакан воды, так как от апельсинового лимонада уже горло слипалось. Во-вторых, она не хотела грузить Хасэгаву своими проблемами, которые могут быть озвучены в результате этого разговора. Ёсико и так слишком переживала по поводу того, что Эбигейл целых десять минут провела под палящим особенно сильно этим днём солнцем. Женщина даже на совсем немного покрасневшую белую кожу подопечной нанесла сразу три разные мази, так что сейчас Свон просто сияла и блестела в самом буквальном смысле этих слов.
— Нет, — в голосе Шото послышалась настороженность. Он стал серьёзнее. — Что-то случилось?
— Помнишь злодея Пятно?
— Это который на героев охотится?
— Да. Он напал на Ингениума. И сейчас Ингениум в больнице, — Эбигейл вспомнила разговор Энджи в машине с кем-то из своего офиса, который она слушала краем уха. — Кажется, у него серьёзные ранения.
— Ингениум? Тенсей Иида? — как-то слишком встревоженно спросил Тодороки.
— А что, есть другие? — без намёка на сарказм ответила вопросом на вопрос Эбигейл. — Ты знал его?
— Нет. Но он брат моего одноклассника.
— Ничего себе класс! Надеюсь, и с Тенсеем, и с твоим одноклассником всё будет хорошо. Пятно — очень опасный злодей, да и его причуда до сих пор не определена. Вроде как, он парализует своих жертв, поэтому у тех и шанса нет одолеть его.
— Откуда ты это знаешь? — искренне недоумевал Шото. В основном Эбигейл сидела дома, и на улицу выходила один раз в неделю на уроки самообороны, и три раза — на каток: два раза она занималась по сильно упрощённой программе фигуристки, так как любила лёд и коньки, но не до фанатизма, а воскресение каталось с Тодороки в своё удовольствие.
— Услышала прямо из уст лошади.
— Не кидайся в меня своими английскими идиомами, — пробурчал парень в телефон.
— Твой отец рассказал, — пояснила Эбигейл, чуть посмеявшись.
— Ясно. Ну, теперь буду знать… — Шото помолчал, а потом завёл новый разговор:
— Слушай… я хотел поговорить с тобой.
— Да, я слушаю, — тут же заинтересованно ответила девушка, услышав в голосе Тодороки сомнения и самобичевание.
— Я… ну, ты же знаешь о моём разговоре с Мидорией…
— Да. Жаль, что это он донёс до тебя за десять минут то, что я не могла несколько лет, — печально вздохнув, сказала Свон.
— Насчёт этого… я хотел завтра навестить мать…