Выбрать главу

Эрика хотела было поспорить насчёт своей открытости с людьми, но не стала. Бакуго и сам понимал, что девушке довольно сложно общаться с кем-либо, но особенно это проявлялось рядом с парнем.

— Я просто… боюсь… — честно ответила она. — Что тебе что-то не понравится во мне. Да и желания у меня… такие мелкие и жалкие.

— Нормальные желание, — возразил Бакуго, хотя сам ещё несколько минут назад называл их «детским садом». — Человеческие они, вот какие. И никогда не бойся мне о них говорить. Я же не законченный придурок, не понимаю что ли как себя вести с… ну… с тобой…

Лицо Кацуки вопреки законам здравого смысла покраснело. Эрика и сама чувствовала небывалое ранее смущение.

— А с мной тебе приходится вести себя по-особенному?

Бакуго покраснел ещё больше, прокашлявшись прежде, чем отвечать.

— Ну как бы… да… Просто ты единственная, кто меня не бесит. Чаще всего. Почти всегда. Поэтому я… ну, сдерживаю своё раздражение из-за тебя. Странно, что ты не заметила.

Сейя чувствовала жар, которым полыхали её щёки, и лицо Кацуки выглядело не лучше. Но девушка всё равно, шагнула ближе, беря его за руку.

— Я заметила, — с улыбкой сказала она и, встав на носочки, потянулась к его лицу. Мягкие губы оставили нежный поцелуй под мужской скулой. Отстраняясь, Эрика заметила, что сейчас Бакуго мог соревноваться насыщенностью цвета лица с красной половиной волос Тодороки. — Спасибо тебе.

И тут они услышали голос помянутого в мыслях Сейи парня.

— Похоже, мы не вовремя.

Запыхавшиеся и вспотевшие Шото и Эбигейл стояли у входа в общежитие. Кацуки только сейчас заметил, что девушка заметно похудела — сказался стресс и тренировки по программе подготовки героев. Открытый спортивным нарядом из леггинсов и топа живот позволял видеть первые намёки на рельефный пресс. Ранним утромт — в своё любимое время дня, — когда солнце практически не печёт, Айзава могла позволить себе открытую одежду.

У беловласки глаза были размером с блюдца из чайного сервиза — не ожидала она настолько скорого развития событий после недавнего инцидента, случившегося по приезде учеников героев с экзамена. А вот парень рядом с ней выглядел как всегда спокойно.

— У меня дежавю, — произнёс он, вспоминая момент, когда Сотриголова в больнице вошёл в палату дочери, заставая её и Тодороки за поцелуем. Весьма не таким детским, который он лицезрел сейчас с Эбигейл.

— Думаю, не стоит мешать ребятам, — Айзава улыбнулась, беря за руку своего парня и утягивая в сторону коридора. Но Бакуго решил испортить это стратегическое отступление

 — Стой, двумордый, — решительно начал он, а затем скосил взгляд в сторону Эрики. Она молчала, но смотрела с упрёком. — То есть, я хотел сказать Тодороки. Короче, разговор есть.

Шото пожал плечом, показывая, что не против. Эбигейл тоже возражать не стала, поэтому ушла с Эрикой на кухню.

Обтираясь от пота специально отведённым для этого полотенцем, Тодороки прошёлся по общей комнате, садясь на диван полубоком и закидывая щиколотку согнутой ноги на колено. Кацуки тоже сел, но подальше от одноклассника. Он сложил руки на груди и едва ли не вжался спиной в угол дивана.

— Чего хотел? — спросил Шото. Бакуго цыкнул.

— Поговорить.

— Оп ля. Ещё одно дежавю.

Тодороки вспомнил недавний диалог с одноклассником в коридоре.

— Думаю, даже тема разговора тоже не поменялась. Опять накосячил перед Эрикой?

Шото услышал рык, рвавшейся из самой груди Кацуки. Тем не менее, тот сдержанно ответил на вопрос одноклассника отрицательно.

— Что тогда?

— Кажется, ты прав, — говорил Бакуго туманно.

— Скорее всего, — тут же ответил Тодороки, хмыкнув. — Ты о чём?

— Я ревную Эрику ко всем. Даже к Киришиме.

У Шото на миг взметнулись брови. Выражение его меланхоличного лица стало чуть более заинтересованным. Он даже подался торосом в сторону собеседника.

— Признал-таки? Поздравляю. Но я тут причём?

Бакуго молча хмурился. Кажется, он всё ещё решал, стоит ли вообще заводить разговор с Тодороки о том, о чём он намеревался поговорить. Её раздумья длились довольно долго и видимо мучительно для него, Шото уже хотел перезадать вопрос — вдруг Кацуки его не услышал?

Наконец, парень заговорил.

— Я хотел тебя спросить… Как ты понял, что любишь Эбигейл?

====== Глава XLI. Об их любви ======

В памяти воспоминания не унять.

Мысли онемели, им не закричать.

Грубыми руками нежно обнимай, Зима

Снежные наряды кружевные снимай с себя.

Elvin Grey & Интонация «Засыпай Зима»{?}[Песня 2017 г.]

Брови Тодороки ещё не скоро вернулись на место. После вопроса от одноклассника он едва ли не поперхнулся воздухом. И дело было не в неожиданности фразы в принципе, а в том, что Бакуго вообще её произнёс. Не думал Шото, что блондин вообще способен говорить и думать о чём-то подобном.

— Ты это серьёзно?

— Абсолютно, — Кацуки кивнул, продолжая буравить одноклассника взглядом. — Зачем мне таким шутить?

— Весьма… прямолинейно, — изрёк Тодороки, найдя в себе силы подавить удивление. — А с какой целью интересуешься?

— Понять нужно кое-что для себя, — хмурясь, ответил Бакуго. Шото понимающе кивнул и задумался.

— Знаешь, мы с Эбигейл знакомы с восьми лет. Наша первая встреча была так давно, что при всём желании и вспомнить-то её почти невозможно. Дети воспринимают любовь по-другому, не всегда отличая романтическую от дружеской или даже родительской. Так что и я, и мои братья частенько заявляли, что когда-нибудь женимся на Широ-чан, не придавая словам особого значения. Любовь была всегда, но в ту, что есть сейчас, переродилась только около трёх лет назад.

— Рад за тебя, — произнёс Кацуки вроде безэмоционально, но в тот же момент как-то недовольно. — Только я спрашивал о другом.

— Она всегда была рядом. Как говорят в свадебной клятве — и в горе, и в радости, в болезни и в здравии. Помогала, поддерживала. Это сильно подкупает.

— Я не понял. Дело в том, что она всегда давала тебе что-то? Будто мама, которую у тебя отнял отец.

Тодороки немного помолчал, слегка хмурясь. Он никогда не перестанет негативно отзываться на эти воспоминания.

— Нет. Не так. Кто-то бы безусловно мог просто привыкнуть и получать всё без своей отдачи. Но… Мне самому нравилось уделять ей время, энергию, давать заботу. С ней я чувствовал себя живым и свободным. Самим собой. Она помогала и всегда помогает мне разобраться в себе. Я нуждаюсь в её улыбке, в её смехе, в её присутствии рядом. В голосе, иногда в обычном молчании. И наоборот — ненавижу её слёзы, то, что причиняет ей боль, что ей неприятно и способно расстроить.

— Ты полюбил её потому, что она любила тебя? — всё ещё непонимающе спрашивал Кацуки. Тодороки усмехнулся. — По твоим словам можно решить, что, получая от неё что-то, ты всегда ждал отдачи и наоборот.

— Если бы всё было так просто, то безответной любви бы не существовало в принципе. Любят не за что-то, а вопреки всему. Мы оба ставим интересы друг друга выше своих из-за взаимности чувств. Но если бы было не так, если бы она меня не любила в ответ, от своей любви я бы не отказался. Вот в чём штука, Бакуго, — Тодороки положил руки локтями на колени и снова подался туловищем к однокласснику. — Любовь — это безвозмездность. Ты готов отдавать, не требуя ничего взамен. Не ожидая, что тебя тоже полюбят, потому что тебе приятно только от того, что ты делаешь её счастливее. Готов прийти на помощь в любое время дня и ночи, защитить и утешить. Становиться лучше ради неё. Быть тем, кто нужен ей.

Тодороки молчал. Бакуго не спешил что-либо говорить, думая о своём.

Прошло по крайней мере несколько минут, прежде чем Кацуки был готов перейти к следующей части разговора. Подтолкнул его к этому сам Шото.

— Ты хочешь понять, любишь ли ты Эрику?

Бакуго мазнул задумчивым взглядом алых глаз по лицу одноклассника и вернулся к бесцельному созерцанию какой-то точки на спинке дивана.

— Да, именно так. Не знаю, мы не так давно знакомы, чтобы говорить о чём-то таком настолько сакральном и монументальном, как любовь. Может ли она прийти так быстро?