– Тихо, тихо, тихо, спокойно! Сейчас мы выпроводим этого злого дракона! Никто не смеет поднимать руку на хорошего котика!
Каур глубоко вздохнул, уткнулся широким носом мне в плечо и тихонько затарахтел.
Надо же! Ведет себя действительно как настоящий кот.
– Ты действительно хочешь пригреть эту зверюгу? – хмыкнул Орландо. Он тяжело дышал и утирал кровь, выступившую из раны, – Сомневаюсь, что это понравится твоим посетителям.
– О том, что им понравится, а что – нет, я тебя не спрашивала, – процедила я, глядя на него снизу вверх. Каур мурчал и кидал испуганно-сердитые взгляды на дракона, – ты собирался уходить, вот и иди!
Меня действительно трясло от злости. Во-первых, я ненавидела тех, кто плохо обращался с животными, а во-вторых, я любила кошек! Всех видов и мастей.
Повисла тяжелая пауза. Рейвенн рассматривал меня так, словно видел впервые.
– Я уйду, Милена, – прорычал он наконец, – но скоро мы с тобой встретимся вновь! Ты никуда от меня не денешься.
– Всего плохого! – рявкнула я, не выдержав, – И дверь не забудь за собой прикрыть!
Честно говоря, я ожидала, что после такого Рейвенн саданёт дверью об косяк так, что мы вместе с кауром и лавкой подпрыгнем, но нет. Дверь за ним закрылась на удивление бесшумно.
И на этом спасибо.
Каур продолжал тарахтеть, тычась мордой мне в плечо. Я машинально потрепала его за ухом, попутно удивленно отметив, что рожки уже как будто бы поблёкли: из ярко-алых превратились в оранжевые.
– Ну, и кто ты такой? – вздохнула я, – А самое главное, что мне с тобой делать?
Внезапно тарахтение резко прекратилось. Каур отстранился и серьёзно взглянул на меня. Мне тут же стало не по себе: только сейчас я поняла, что осталась один на один с диким зверем, которому ничего не стоит и меня как следует поцарапать!
Но каур никакой агрессии не проявлял. Наоборот, переминался с лапы на лапу, оставаясь на месте и как-то смущённо поглядывая на меня. Его рожки стремительно теряли красноту, становясь бледно-бледно-золотистыми.
Внезапно он подскочил, покружился на месте, словно утаптывая место для ночевки. Потом подбежал к столу, где я совсем недавно месила тесто, уселся напротив и протянул к нему лапу, вопросительно глядя на меня, мол, можно ли забраться?
– Нет! – строго отрезала я, тоже поднявшись с пола, – Ты уж извини, но я не знаю, где ты потоптался своими лапами. А я на этом столе готовила и планирую дальше готовить, так что прости, но залезать на него я запрещаю.
Каур сник, опустив морду. В то же время, он делал какие-то странные движения лапой, водя ей по полу. При этом, это движение не было бессмысленным или беспорядочным, наоборот – каур выписывал лапой идеальный круг, пририсовывая к нему кружки поменьше. Так, будто бы хотел изобразить снеговика.
Я посмотрела на это. Опять вспомнила кислую морду в муке. И у меня в голове начало кое-то складываться.
– Слушай, – нерешительно обратилась я к кауру. Тот немедленно прекратил рисовать снеговиков, задрал ко мне морду и вопросительно мяукнул неожиданно тоненьким для своей комплекции голоском. Моё сердце замерло от восторга, – сама не верю, что спрашиваю такое у кота, но… ты что, рисовать умеешь?
– Мяу.
– И ты хочешь мне что-то рассказать, но при помощи рисунка?
– Мяу!
Я озадаченно замолчала. Сегодня какой-то день сюрпризов, что ли? И неожиданных – очень неожиданных – открытий?
– Иди за мной, – распорядилась я, – я знаю место, где ты сможешь нарисовать и рассказать мне все, что хочешь!
Глава 37
За лавкой я приметила небольшой задний дворик. Он был завален каким-то старым хламом, который надо было бы разобрать… но не сейчас.
Гораздо важнее, что сам дворик представлял из себя квадратную площадку, засыпанную песком. Именно его я и собиралась предложить кауру в качестве своеобразного мольберта.
Я провела каура на задний двор, взялась за мешок, лежащий ближе всего, и попыталась его отодвинуть.
Тщетно. Судя по всему, мешок был набит не то кирпичами, не то чугунными чушками, фиг знает, зачем.
– Вот чёрт, – расстроенно выдохнула я, когда очередная попытка отодвинуть мешок провалилась, – надо будет придумать что-то дру… ой.
Каур, всё это время внимательно наблюдавший за мной, подошёл к мешку, ухватил его зубами за горловину и играючи, словно маленький кулёк, откинул в сторону. Уселся на освободившееся место, обвил хвостом лапы, поднял ко мне морду и коротко сказал:
– Мяу.
Словно резюмируя: “Дело сделано!”
– Ты ж мой умник! – обрадовалась я. Протянула руку, чтобы его погладить, и замерла на полпути.
А если ему это не понравится? Не каждый же кот даётся под руку, эдак может и поцарапать! Когти-то у него вон, какие.
Но каур всё понял правильно. Он наклонил лобастую голову и сам ткнулся мне в ладонь. Я умилилась и потрепала его между ушами.
Шёрстка у каура оказалась неожиданно мягкой. И только тут я заметила, что пониже рожек, прямо над глазами, у него виднеются две белые точки – как круглые брови. Эти точки делали кошачью морду более важной.
– Тебе этого места хватит? – спросила я каура, кивнув на освободившееся пространство. Почему-то с ним хотелось общаться серьёзно, как со взрослым человеком, а не сюсюкаться, как с милым котиком.
Каур скептически окинул взглядом пятачок, вздохнул – ну точно, как человек! – и парой ударов лап отодвинул еще несколько пыльных рогулин непонятного предназначения.
Ого, поразилась я в глубине души. Силён!
А в глубине души ощутила запоздалую тревогу. Хорошо, что каур явно настроен ко мне мирно, а не пытается напасть! Не знаю, как я бы справилась с ним, будь у него агрессивные намерения.
И тут же перед глазами встал Орландо, одной рукой подвесивший каура за шиворот. Похоже, недомуженек Милены – уж прости, девочка – действительно дракон, раз такого зверюгу смог скрутить…
Так, ладно. Мы сюда не за этим явились.
– Так кто ты такой? – мягко обратилась я к кауру, – И что делаешь в моей лавке? Это ведь ты нарисовал тот рисунок на муке?
И спохватилась. Не слишком ли я много вопросов задаю? Вдруг запутается.
Но каур молча кивнул, явно показывая, что понял меня, и заработал лапами.
Сначала он изобразил на песке нечто, похожее на колбасу, поставленную на четыре палки. Ещё одна палка торчала вверх из задней части. К колбасе каур пририсовал кружок, украшенный двумя треугольниками, и я поняла…
– Это ты? – уточнила я, заворожённо наблюдая за процессом творчества.
Впервые вижу кота, который не просто умеет рисовать, а делает это осмысленно, да ещё и собираясь рассказать историю!
Каур кивнул. Выщелкнул один коготь и нарисовал внутри кружочка две точки – глазки и грустную улыбку. Вокруг себя изобразил еще несколько кауров побольше, только у них морды были не грустные, а оскаленные. Они явно злились на него!
Дорисовав последнего каура, он уставился на меня.
Я нахмурилась, разглядывая рисунок.
– Если я правильно поняла, – медленно проговорила я, – тебя выгнали… кто? Твоя стая? А почему?
Каур кивнул и вздохнул, понурив голову. Постучал лапой по своему изображению, потом – по картинкам соплеменников. Тихо зарычал на разные лады: от тоненького рыка до низкого, утробного.
– Ты был самым маленьким! – догадалась я, – И слабым!
Кивок. Уставившиеся на меня грустные глаза.
Мне тут же стало ужасно жаль каура. Вот ведь падлы какие, эти его соплеменники! Зачем было его выгонять, когда можно было просто окружить любовью и заботой, сам бы вырос.
Хотя о чём это я… дикая природа сурова.
Тут меня опять прошиб холод по позвоночнику. Если этот каур считался маленьким в своей стае, то какого же размера были его соплеменники?