– Что там такое? – насторожилась я, – Черныш!
Кот не обратил на меня никакого внимания, а только усилил свои атаки на ни в чём не повинный шкаф.
Я дёрнулась было отогнать каура, но вовремя остановилась. Ну, шугану я его, а дальше что? На улицу выгонять его точно не стану. Но что делать?!
“Позвать Эрнеста,” – прорезался в голове ехидный голосок. Я отмахнулась от него. Дёргать оборотня по такому пустячному делу, как утихомирить кота? Да он меня на смех поднимет!
И каур тоже.
– Черныш, миленький, – проворковала я, медленно подкрадываясь к кауру, – что случилось? Ты что-то увидел? Или испугался?
Черныш на секунду умолк, неодобрительно глянул на меня одним глазом – не мешай, мол! – и опять взвыл, ещё пуще прежнего!
В дверь заколотили. Я подпрыгнула. Кого там ещё принесло, когда уже почти ночь?!
Сделаю вид, что меня нет. Не до гостей сейчас!
– Черныш! – взмолилась я, всё острее ощущая собственное бессилие, – успокойся, пожалуйста! Ты сейчас всех в округе переполошишь! Хочешь, чтобы сюда сбежался весь Шварцвальд?
Бесполезно. Кот выл старательно, с переливами, кося на меня то правым, то левым глазом.
В дверь постучали снова.
– Хозяйка! – донёсся снаружи визгливый голос Теодоры, – У тебя там всё в порядке? Помощь нужна?
Вот блин! Её тут только не хватало! А я-то надеялась, что избавилась от неё тогда, когда шуганула вместе с косой.
Не буду открывать дверь! Пусть на улице кукует, мне тут лишние глаза не нужны!
Но у Теодоры явно были свои планы.
– Хозяйка! – надрывалась она, – Открой дверь! Я просто хочу проверить, всё ли в порядке!
Я сдула со лба упавшую прядь, смахнула пару капель пота с щёк и откликнулась самым спокойным голосом, который только смогла из себя выдавить:
– Всё замечательно! Не волнуйтесь и идите домой! Спасибо за беспокойство!
Теодора замолчала. На пару секунд, не более. Потом пошла на второй круг.
– Не нравится мне, как твой голос звучит. Чую я, что-то у тебя там происходит. Открой, я же помочь хочу!
Вот только голос у неё звучал не участливо, как у того, кто действительно хочет помочь, а, скорее, предвкушающе-жадно. Ей явно не терпелось сунуть любопытный нос в мой дом и разнюхать как можно больше!
Ох, как же мне захотелось от всей души шугануть её, но я заставила себя сдержаться.
– Всё в порядке! – с нажимом произнесла я, – Я просто… делаю уборку, вот!
– Значит, тебе действительно нужна помощь! – обрадовалась Теодора, и я с ужасом услышала, как дверь затряслась. Послышалось шуршание.
И тут я вспомнила, что прямо рядом с дверью в стене находится и окно – явно для того, чтобы смотреть, кто пришёл. Напряглась, но тут же расслабилась.
Из этого окна она увидит максимум кусочек стены и холла. Больше ничего!
Даже Черныш замер и навострил уши.
– Всё. В. Порядке! – отчеканила я, – Спасибо за то, что неравнодушны.
Видимо, по моему тону ей стало понятно, что внутрь я её не пущу, сколько бы она не долбилась, Теодора приутихла.
– Ну и ладно, – обиженно пробурчала она, – обратись ко мне потом за молоком, ничего не продам!
“Ну и не надо!” – хотела было ответить я, но вместо этого ограничилась нейтральным:
– И вам спокойной ночи!
По ступенькам простучали подошвы – Теодора утопала прочь. Я повернулась к присмиревшему было Чернышу, который внимательно следил за разворачивающимся действом и дергал ушам.
И – ура! – он замолчал!
– Давно бы так! – обрадованно сказала я, погладив его, – Пойдём, приготовим нам с тобой поесть и…
БАБАХ!
Мы с кауром подпрыгнули от неожиданности.
Со стороны шкафа донёсся глухой удар, словно Теодора каким-то образом пролезла в стену и решила не мытьем, так катаньем просочиться в дом!
Я в панике посмотрела на кота. Тот – не в меньшей панике – на меня. В его больших умных глазах плавал немой вопрос: “Куда ты меня привела?! Хочешь, чтобы меня тут сожрали хищные шкафы?!”
Я его прекрасно понимала. Что это за чертовщина творится?! Я же вчера осматривала дом, убиралась тут, и ничего такого подозрительного и зловещего не нашла!
БАБАХ!
Вот ведь!
Ноги онемели от ужаса, а меня со страшной силой потянуло наружу, прочь от жуткого шкафа.
Переночевать и на улице можно! Или в хлебной лавке! Всё же лучше, чем оставаться наедине… не пойми, с чем!
Я даже не понимаю, откуда так стучит. Из недр шкафа? Или…
БАБАБАХ! Т-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!
Нового удара шкаф не выдержал. Издав скорбный треск и скрежет, он покосился. Одна из его дверей приоткрылась и косо повисла на петлях.
Ни я, ни Черныш не горели желанием заглядывать внутрь. Мы просто замерли, скованные каким-то непонятным одеревенением, и, как загипнотизированные, смотрели на шкаф. Каур больше не выл и не шипел, а просто прижался ко мне и уткнулся большой мордой в плечо.
Я трясущимися руками обняла его, чувствуя бешеное биение его сердца.
Моё сердце кувыркалось в груди от всё новых и новых приступов паники. Разум захлёстывали всё новые и новые ужасы, щедро рисуемые фантазией!
БАБАХ!
Этот удар был решающим. Шкаф со скорбным треском развалился на несколько частей, которые попадали на пол. А в стене, прямо за ним, обнажился… небольшой чёрный проём, откуда на нас пахнуло сухим спёртым воздухом и запахом лаванды!
Мы с Чернышом оцепенели, боясь даже подумать о том, чтобы сунуться туда.
Когда же в дверном проёме почудилось шевеление, оцепение тут же слетело, и мы повскакивали на ноги и лапы. Однако дать дёру не смогли – ступни как будто приросли к полу!
Осталось только в молчаливой панике созерцать того, кто возник в темноте проема...
Глава 41
На пороге стоял старичок небольшого роста, очень сильно похожий на садового гномика. Ему только красного колпака не хватало, а так – всё при нём!
Круглое пузико выпирало из-под холщовой рубахи, покрытой тучей разноцветных заплаток, словно гномик нашёл где-то склад старых матрасов, распотрошил все и нашил на себя. Седые волосы, торчащие в разные стороны, как у видавшей виды швабры. Растрёпанная жидкая борода, вся в каких-то крошках. И, наконец, небольшой тряпичный мешочек за спиной.
Гномик обозрел нас сердитым взглядом глаз-бусинок из-под кустистых бровей, шмыгнул крючковатым носом и сердито пробурчал:
– Кота она мне сюда привела. А ну брысь, пока обоих не прогнал!
И для убедительности замахал на Черныша короткими ручками. Каур тут же выгнул спину и возмущенно зашипел, а я, испугавшись, что он сейчас кинется на гномика, обняла его за шею и прижалась к теплому кошачьему боку всем телом.
– Ты кто? – спросила у гномика. Дыхание сбивалось от недавнего испуга.
– Кто я? – возмущённо воскликнул гномик, – А ты что, сама не догадываешься? Я шнупик! Мы в каждом уважающем себя доме живем.
– Шпунтик? – переспросила я, чувствуя себя не то в театре абсурда, не то в палате дурдома, – Это твоё имя?
Может, это вообще моя галлюцинация, и мы тут с Чернышом одни?
– Шнупик! – гневно поправил меня гном, – Это никакое не имя! Это моя натура! А зовут меня дед Луцик, и попрошу это запомнить с первого раза! Никакого уважения!
– Ладно… – медленно проговорила я, – а что ты делал за стенкой?
– Я там живу! – горделиво сказал дед Луцик и выпятил грудь, – Мы, шнупики, всегда находим укромное помещение в доме и там поселяемся, чтобы сторожть хозяйские припасы! Но если хозяин или хозяйка, – тут он сделал паузу и сверкнул на меня глазами, – бестолковые, то порядок мы берём в свои руки!
В голове забрезжило неясное воспоминание из детства. Моя бабушка была очень суеверной, почти всю жизнь прожила в отдалённой деревне и верила во всю мелкую нечисть, вроде домовых, банников или полудениц.