Выбрать главу

И вот сейчас я впервые открыл чемодан, переданный с воли от любящей бабушки. Когда-то в будущем у меня было нечто похожее, впрочем, подобные фанерные чемоданы, обтянутые натуральной кожей старого боевого Дерматина, были, пожалуй, у всех жителей СССР. В первую очередь в глаза бросились фотографии и картинки из советских журналов наклеенные на внутренней части верхней крышки. Причем наклеенные так плотно, что оторвать их было практически невозможно. С них на меня смотрели погибшие родители, которых я не помнил в этой жизни. На соседней фотографии была бабуля вместе со мной. А особенно поразила фотография бабушки, в полевой форме и с немецким автоматом в руках, сфотографированная в каком-то лесу, в группе таких же как она партизан. О том, что бабуля прошла всю войну, будучи заброшенной в партизанский отряд, и часто выходившая в рейды на оккупированную территорию, я знал из доставшейся мне памяти и даже в какой-то степени гордился ею, хотя она, по сути, была чужим для меня человеком. Кроме еще нескольких фотографий с нею и со мной, остальная площадь крышки была заклеена вырезками из журналов. Причем создавалось впечатление, что если фотографии появились благодаря бабушке, то все остальное лепил сам Семен, ведь среди всех остальных картинок, преобладали в основном гимнастки и пловчихи в купальниках. Похоже при этом предпочтения отдавались тем картинкам, на которых грудь была наибольшего размера.

Содержимое чемодана тоже было собрано с любовью и пониманием. Здесь имелись пара трусов и маек, пять пар нитяных, и пара вязанных носок. Толстый вязаный шерстяной свитер с высоким горлом, пара брюк и куртка похожие на рабочий костюм, которые обычно выдают на заводах. Мягкие домашние шлепанцы, не знаю пригодятся ли они в колонии, но даже с виду были очень удобными и похоже теплыми. Насколько я помню, бабушка всегда выступала против курения, однако сейчас в чемодане обнаружились десять пачек сигарет «Прима» и блок из десяти коробков спичек. Одна из сигарет была тут же вынута из пачки и закурена. Но уже через пару затяжек я закашлялся и с удивлением обнаружил, что в сигарете имеется закладка из десятирублевой купюры, которая тут же была извлечена и перепрятана, под стельку моих ботинок. Оказывается, старушка не зря партизанила всю войну, и прекрасно знала куда можно спрятать деньги, с некоторой гарантией, что их не сразу обнаружат. Уже следующую сигарету, я тщательно обмял, чтобы убедиться в отсутствии закладок, и только после этого закурил. Еще в чемодане имелись пара кусков земляничного и кусок хозяйственного мыла, мочалка, новенькая зубная щетка и металлическая коробочка с порошком, а также бритвенный станок и пачка лезвий «Восход», лежащих в той же пластмассовой коробочке. Я автоматически провел ладонью по своему лицу и понял, что последнее мне пока без надобности. Похоже бриться я еще не начал. Тут же в чемодане обнаружилась эмалированная кружка, алюминиевая ложка завернутые в вафельное, или как принято говорить на зоне — полотенце в клеточку. Кроме того, на самом дне обнаружилась толстая общая тетрадь в клеточку, с пара конвертов в ней, пара шариковых ручек и набор цветных карандашей. Один из конвертов оказался довольно толстым, хотя и не был подписан и заклеен. В нем обнаружилось письмо от бабули:

Дорогой внук! Сёмочка!

Если ты все же читаешь это письмо, значит я старалась не зря, собирая эти вещи тебе в дорогу. Сейчас уже поздно высказывать мои претензии, по поводу твоего поведения, тем более что ты все их прекрасно знаешь. Да и особого толка повторять не вижу смысла. Ты уже сделал все, чтобы испортить себе жизнь, и винить во всем этом должен только себя. Единственное, что хочу сказать, так это то, что я все равно люблю тебя точно так же, как это было и до этого дня. Правда встретиться нам вновь скорее всего уже не придется. Учитывая три года твоего заключения, не думаю, что я доживу до того, дня, когда ты выйдешь на свободу. Учитывая мой возраст и нервотрепку, произошедшую с того момента, как тебя посадили в тюрьму вряд ли все это улучшило мое и так уже пошатнувшееся здоровье. Вдобавок ко всему, я даже не смогу навестить тебя в колонии, хотя о возможности подобного интересовалась с первых дней твоего заключения. Как объяснили мне знающие люди, ты отдавил кому-то мозоль, и тебя скорее всего отправят очень далеко от нашего города. Но так или иначе, постарайся написать мне, как прибудешь на место, чтобы хотя бы знать, где ты находишься.

Мне разрешили передать тебе чемодан с вещами. Я собрала в него все, что по моему мнению и некоторому опыту может понадобиться тебе в дальнейшем. Там находится новый рабочий костюм, тот самый что тебе выдали на практику, теплые и обычные нитяные носки, банные принадлежности зубная щетка, мыло и бритвенный станок. Я знаю, что ты пока еще не бреешься, но вскоре он обязательно понадобится. Не смотри на то, что он довольно старый, зато очень похож на тот, что ты всегда восхищался, видя у меня в комнате. Да-да тот самый сделанный из патрона снайперской винтовки. Этот, разумеется, фабричного изготовления, но чень похож на имеющийся у меня. Кроме того, я хоть и была против твоего увлечения табаком, но прекрасно понимаю, что в тюрьме все это тебе пригодиться. Почему-то сразу же вспомнилось о том, что твой дед, тоже предпочитал «Приму», но всегда доставал сигарету из центра пачки, по его словам, в центре сигареты всегда вкуснее и меньше рассыпаются, а вот те которые находятся по бокам, всегда полупустые. Не знаю, правда это или нет, но он всегда утверждал именно так. Зато теперь ты сам можешь проверить это. Мне сказали, что нож, даже обычный столовый класть нельзя, это является запрещенным предметом. В принципе я понимаю твое начальство, но все же хотелось бы напомнить тебе наш недавний разговор, состоявшийся перед летней практикой, и предостеречь тебя от лишних эмоций. Жаль, что медикаменты тоже оказались запрещены, я помню, как ты жаловался на головную боль, часть случавшеюся у тебя во время практики, и свои больные зубы, которые ты так и не вылечил, сколько бы я тебе об этом не говорила. Впрочем, если ты покопаешься в своей памяти, то найдешь способ, как облегчить свою боль, не зря же я тебя этому учила, хотя лучшим все же будет обращение к врачу. Это у нас в отряде, было проблемой, потому и выискивали разные способы, а у тебя наверняка будет такая возможность.

Если я все же не доживу до твоего возвращения знай, что все инструменты, которые ты с такой любовью собирал для своей домашней мастерской, во всяком случае большую их часть, я сложила в твой чемоданчик и поставила его на верхнюю полку в нашем сарайчике, именно там где ты так любил что-то мастерить.

Прости меня старую, за то, что не смогла воспитать тебя так, как это было нужно, и упустила из виду твое поведение. Знаю, что ты не веришь в бога, да и я сама не верила в него до последнего момента, но сейчас я постоянно молю его о снисхождении к тебе, и надеюсь, что он услышит мои молитвы. Знаю, что ты любишь и умеешь рисовать. Поэтому в чемодане найдешь цветные карандаши. Надеюсь это, как-то облегчит твою жизнь в лагере. Во всяком случае, дядька Пантелей, утверждает, что художники там живут гораздо лучше обычных заключенных.

Любящая тебя от всей души, твоя бабушка Елизавета Федоровна Горобец.

P . S . Не хотела писать об этом боясь расстроить тебя, но Катя Шаповалова вышла замуж сразу же по возвращении из Сочи, куда она вместе со своими родителями ездила в тот момент, когда тебя закрыли в изоляторе. Хотя и надеюсь, что это известие не слишком расстроит тебя, потому что видела, как ты к ней относишься.

Еще раз обнимаю, и крепко целую тебя, твоя бабуля…

Прочтя адресованное, теперь уже именно мне письмо, я на некоторое время задумался. Похоже все сказанное в нем было написано не просто так а с некоторым намеком. Чего стоит только тот факт, что бабушка прямо выделила в письме, что помимо всего остального, в Моем чемодане находятся инструменты и деньги. Кроме того, дала намек на сигареты и бритвенный станок. С сигаретами все предельно ясно, тем более что я уже выудил один червонец, достав лежащую с края пачки сигарету. Теперь нужно разобраться со станком. Думаю, что там тоже можно найти, что-то интересное. После немногих попыток, станок распался на части, и внутри полой ручки, я действительно обнаружил записку написанную почерком бабули тонким пером на папиросной бумаге. В итоге письмо оказалось даже длиннее и гораздо подробнее того, что что было положено официально, и которое наверняка прочли все кому было положено это сделать. В новой записке, подробно рассказывалось обо всех тайниках сделаных везде, куда только было возможно дотянуться.