Ни монетки в его распоряжении не имелось — и никто не отпустил бы ему хлеба или сыра в долг. Разве что продать теплый шарф — и подохнуть если не от голода, так от какой-нибудь инфлюэнцы. Дерек стоял, кусая обветренные губы, и вдруг, сам не зная отчего, схватил с лотка пачку бумаги, что лежала к нему поближе — и припустился по улице.
Лотки, телеги, дроги, кони, голуби в лужах и зеваки по сторонам улицы пестро мелькали и уносились прочь. Он бежал — откуда только силы! — в сторону Застенья, подальше от Бронзового кольца, к Пьяной площади с трактирами, где можно обменять добычу на миску похлебки. Сердце дрыгалось, как на ниточке, кровь стучала в ушах, в боку кололо, а в груди ширилось злое веселье.
Убежал! Смог оторваться!
Он остановился перевести дух посреди площади, у фонтана, откуда набирали воду, напился вволю, заполняя пустой желудок, и двинулся в сторону “Кривого Ро”, где и обменял половину добычи на большую миску супа с чечевицей — конечно же, такая бумага стоила как тридцать мисок, но торговаться ему не хотелось.
А остальное можно было продать и подороже, найти бы только покупателя. Или… Дерек задумался.
Он критически осмотрел себя — грязная и драная куртка без пуговиц — проданы, потертые штаны с внушительной дырой на колене, старый шарф и деревянные башмаки — настоящий бродяга. С этим мало что можно сделать, но он выпросил у Ро щетку и постарался отскрести грязь с самых заметных мест — и даже несколько преуспел в этом деле. Расчесался как мог — пятерней, тщательно умылся в бочке на заднем дворе — и имел отражение уж если не приличное, то хотя бы не самое плачевное. Еще один лист бумаги он обменял на карандаш и доску и отправился на площадь Республики — претворять в жизнь гениальный план по быстрому обогащению.
* * *
Под сводами галереи Тассо было не протолкнуться от народу — и сперва Дерек решил, что местечка он тут не найдет. Здесь продавали и покупали что угодно: пуговицы, ножи, шпаги, чайники, корзины, нижние рубашки, и если торгуешь незаконно — стража мигом вышвыривала вон, наподдав под зад. Но если просто делать вид, что ходишь, рассматриваешь книжонки с популярными песенками и печатные листки — то можно найти тех, кто заинтересуется и его собственным товаром.
— Хотите портрет, господин? Всего серебрушка. И за полчаса!
Толстяк в желтом бархатном колете и тяжелом плаще хмыкнул, покачал головой, сделал рукой однозначный жест — не надо, мол, иди отсюда.
— А вы, господин? Не желаете портрет?..
Высокий, худой мужчина с оспинами на лице презрительно фыркнул, отворачиваясь.
Девчонки же хихикали, улыбались, но тратить деньги не спешили.
Часовая стрелка на Красной башне сделала один оборот, потом два, три — а жаждущих получить недорогое изображение самого себя клиентов так и не находилось. Дерек обошел галерею, потом еще и еще, делая вид, что кого-то ждет, если вдруг в толпе показывались серые плащи. Трепались вокруг о разном: больше о непомерных налогах и войне, которую Республика вела в Рутене, об осадах, битвах и победах, отступлениях и взятых крепостях; о чьих-то любовных делах и новых романах Марко Тьюдо, которые тут же и продавались в прекрасном кожаном переплете.
В толпе толкались солдаты, торговцы, женщины, чумазые дети, слуги, воры и просто любопытные зеваки. Адвокат зазывал клиентов из деревень, обещая скорое и выигрышное решение любой тяжбы. Двое договаривались о дуэли, какой-то моряк расписывал ужасы встречи с пиратами, худой паренек с чернильницей и стопкой бумаги предлагал услуги писаря за умеренную плату, двое судейских крючков искали должника; под ногами сновали кошки и тощие псы, чайки дрались за добычу — словом, Даррея жила, дышала, ругалась, пердела и смердела — как любой другой город.
Дерек подпирал спиной основание арки, поглядывая на площадь с круглой башней магистрата, на купол Канцелярии за ней — тускло-золотой на сером, жирный, как жаба, раздувшая от важности зоб. Если бы Дерек сам строил Канцелярию — и то лучше не придумал бы, чем темная масса гранита и тусклое золото, и колонны, тяжелые, как доспехи — в таких местах сразу должно быть ясно, что тут — власть.