Наутро он тщательно умылся в той же бочке, причесал, как мог, растрепанные лохмы и обменял у одного парня свой красный шарф на нарядный, хотя и видавший виды платок.
Но зимняя Даррея, как всегда, куталась в туман, и сырость ползла от реки, а ветер временами становился слишком сильным и холодным для его тонкой куртки. Пока он добирался от Пьяной площади до Тассо, все жалкие попытки хоть как-то привести себя в порядок уничтожил мелкий, противный моросящий дождь.
Разговоры под сводами галереи вокруг гостиного двора были все те же — о железном веке, наступившем так неожиданно, но народу поубавилось — мало любителей шататься по улицам в непогоду. Даже адвоката уже не было.
Она не придет, — почему-то решил Дерек. Он смотрел на мокрую розу ветров, выложенную красной и синей плиткой в самой середине площади — какой луч ведет в нужную сторону? Знать бы.
Руки мерзли, и он грел их дыханием, не решаясь подойти к одной из бочек, где жгли уголь — надо было платить за место, да и прогонят оттуда как бродягу.
Часы отбивали время и убивали день — скоро стемнеет, и уж точно ни о каком портрете речи не будет. Дерек решил, что подождет еще немного и вернется к Ро. Что ж, возможно, он родился на свет, чтобы стать примером всем несчастливцам!
— Эй, ты! — крикнул кто-то со стороны площади, наверняка — приятелю. Дерек поежился, спрятал ладони под мышки и побрел прочь.
— Эй, слышишь? Художник! Тебе говорю, стой!
Через площадь к нему быстро шагал человек в темном плотном плаще, высокой шляпе и при шпаге, и Дерек напрягся, готовый бежать. Но человек улыбался дружелюбно, махнул рукой.
— Ну и куда ты побежал! Я от госпожи. Ты же вчера тут портреты рисовал?
Дерек кивнул осторожно, но все-таки старался держаться от типа с плаще подальше, на всякий случай прикинул — бежать вон в тот переулок, а там направо — затеряется!
— Так вот, мне велено проводить тебя к ней в дом. Она желает портрет, но не желает мерзнуть. Ну? Коли согласен, пошли!
Дерек пощупал свернутые листы бумаги за пазухой — сухие ли? Наверное, госпожа не поскупится на свечи и поленья в камине… Ему представилась красивая комната, залитая мягким светом свечей, дорогие ковры и ткани, какая-нибудь мелкая комнатная собачонка на подушке, и сама хозяйка в роскошном туалете. И монеты, что он получит за работу.
Тип в плаще смотрел нахально и самоуверенно, отчего неприятно укололо под ребра — вот ведь сукин сын, знает, что Дерек согласится. Но голодному художнике перебирать заказы не пристало, и решительным шагом он направился под дождь, стараясь не потерять из виду провожатого.
* * *
Никакой светлой и красивой комнаты не было — Дерек сидел на самой обычной кухне большого дома на Срединной улице, что в Бронзовом кольце, сидел в углу на скамье и ел теплый суп, стараясь не сильно стучать ложкой. Капусты в супе было многовато — вряд ли его подавали хозяевам, но и за такое угощение стоило поблагодарить госпожу.
Медная посуда на крюках отражала огонь большого очага, на малом огне жаровни томился суп для слуг, и пахло дымным теплом, варевом, отдавало мясным душком — кухарка резала, обмазывала перцем и солью куски говядины с рынка и отдавала своей помощнице жарить на решетке. Дерек рассматривал аккуратно разложенные ножи для мяса, рыбы и овощей, тесаки и разделочные доски, противни и сковороды — все почти такое же, как на кухне их дома в Саттории, только места и посуды гораздо больше, да и матушка на кухне управлялась сама — и с хлебом, и с супом, и с жарким по праздничным дням…
— Слышал про монстра из подземелий? — кухарка обернулась к Дереку, вытирая руки о передник. — Который людей перекусывает пополам? — она, видимо, давно ни с кем новым не болтала — и язык ей почесать хотелось сильно. Она расправилась с мясом и принялась за картошку и морковь, а меж делом рассказывала о чудище из катакомб, которое намедни уволокло какого-то зазевавшегося беднягу, да так и съело целиком, с костями — и не подавилось.
— Не знаю, — Дерек пожал плечами. Облизывать миску он не стал, просто аккуратно вымакал остатки хлебом. Тепло и еда до одурения расслабляли, и он готов был заснуть прямо тут, прислонившись к закопченной стене, под веселую трескотню кухарки и сверчков, но в кухню в этот момент заглянул человек, что привел его — уже без плаща и шляпы, в строгой темной одежде.