Луна медленно плыла по небу над Переделкино, освещая сады и дома людей, нашедших свое место в большой советской системе.
Гоги открыл глаза ровно в шесть утра — внутренние часы не подводили. Армейская привычка, выработанная еще в той жизни во время срочной службы, работала безотказно. Никаких будильников, никакой сонливости — просто четкое пробуждение в назначенное время.
Ноги коснулись пола, и тело само включилось в отработанный алгоритм. Пятнадцать отжиманий прямо у кровати — размяться, разогнать кровь. Потом быстро к умывальнику в ванной.
Холодная вода по лицу, зубная щетка — две минуты точно, не больше, не меньше. Бритье — легкие, уверенные движения станка, никакой спешки, но и никакого разглядывания себя в зеркало. Армия научила делать все быстро и качественно.
Рубашка, брюки, галстук — руки работали автоматически, пока мозг планировал предстоящий день. В студии нужно было решить вопрос с кадрами, посмотреть первые эскизы художников, встретиться с композитором. Много дел, мало времени.
Спустившись на кухню, он обнаружил накрытый стол. Прасковья Николаевна уже успела поработать — яичница с беконом, свежий хлеб, масло, варенье, кофе в турке дымился на плите. Записка рядом с тарелкой: «На обед приготовила борщ, в холодильнике стоит. Картошку почистила. П. Н.»
Заботливая женщина. В бараке он обычно ограничивался чаем с бутербродом, а здесь получал полноценное питание. Еще одно преимущество новой жизни.
Ел быстро, но с удовольствием. Яйца были свежие, домашние, бекон — настоящий, не советская подделка. Хлеб еще теплый — Прасковья Николаевна, видимо, пекла с утра пораньше. Кофе крепкий, ароматный, не цикорий из магазина.
Просматривал при этом вчерашние записи — план работ на неделю, заметки о сотрудниках, идеи для будущих проектов. Многозадачность тоже из армии — умение делать несколько дел одновременно, не теряя концентрации.
Допив кофе, быстро убрал за собой посуду. Привычка не оставлять бардак — тоже армейская. В казарме за неубранную койку могли дать наряд вне очереди, так что аккуратность вбилась в подкорку.
В прихожей надел пиджак, взял портфель с документами. Проверил часы — семь двадцать. Семен Петрович должен подъехать в половине восьмого, но лучше быть готовым заранее.
Вышел на крыльцо, глубоко вдохнул утренний воздух. Роса еще не высохла на траве, птицы пели в саду, где-то вдалеке мычала корова — размеренная загородная жизнь входила в свой ритм.
Но в груди уже разгоралось предвкушение рабочего дня. Студия А4+ ждала своего директора, новые проекты требовали внимания, сотрудники нуждались в руководстве. Армейская дисциплина и четкость теперь служили мирным целям — созданию правильных мультфильмов для советских детей.
Точно в назначенное время у калитки затормозил черный автомобиль. Семен Петрович вышел, открыл дверцу.
— Доброе утро, товарищ Гогенцоллер. Готовы к рабочему дню?
— Готов, — коротко ответил Гоги, садясь на заднее сиденье.
Машина тронулась, увозя его от тихого дома к шумной студии. Еще один день новой жизни начинался по расписанию, организованно и целенаправленно. Так, как он привык жить еще со времен службы в армии.
Семен Петрович остановил автомобиль у старинного особняка на Пречистенке. Гоги вышел, поправил галстук — после переезда в Переделкино хотелось выглядеть солидно, соответственно новому статусу.
— Подождите здесь, — сказал он водителю. — Это ненадолго.
В кармане лежали ключи от коттеджа — второй комплект, который он заказал накануне. План был простой: предложить Николь переехать к нему, начать жить вместе. В конце концов, у них были серьезные отношения, и теперь появились все условия для совместного быта.
Дворник узнал его, кивнул молча. Гоги поднялся на третий этаж, позвонил в знакомую дверь. Шаги за дверью, щелчок замка — и перед ним появилась Николь в домашнем халатике, с волосами, собранными в небрежный пучок.
— Гоша! — она улыбнулась, но в глазах мелькнуло удивление. — Как рано… Проходи.
Квартира была в обычном утреннем беспорядке. На столе остатки завтрака, в раковине немытые чашки. Николь явно собиралась в театр — на стуле лежал костюм, рядом стояла сумочка.