Она ушла, а Гоги продолжил работу. Теперь он писал передний план — заснеженные крыши соседних домов, голые ветки берёз, дымок из трубы. Обычная подмосковная зима, но от этого не менее прекрасная.
Кисть двигалась почти сама собой. После долгих месяцев работы с карандашом живопись казалась удивительно свободной. Можно исправить неточность, смешать цвета прямо на холсте, создать эффект, который невозможен в графике.
Солнце село ниже, свет стал более тёплым. Гоги добавил золотистые блики на снег, сделал тени более глубокими и фиолетовыми. Зимний пейзаж оживал под его кистью.
— А ведь хорошо получается, — пробормотал он, отступив от мольберта.
Рисунок действительно передавал атмосферу вечера. Не фотографическая точность, а именно настроение — покой, умиротворённость, красота обычного момента.
Он отпил чаю, закурил сигарету. Первый раз за много дней мысли были спокойными, незамутнёнными служебными заботами. Завтра снова начнётся суета подготовки к премьере, но сейчас можно просто наслаждаться тишиной.
За забором прошла соседка с собакой. Собака — рыжий спаниель — заинтересованно принюхивалась к каждому кусту. Обычная вечерняя прогулка, часть неспешной загородной жизни.
Гоги добавил несколько мазков — силуэт собаки на дальнем плане. Пятно жизни в зимнем пейзаже. Картина стала более населённой, более живой.
Небо темнело, звёзды начинали проступать. Работать при искусственном свете не хотелось — лучше остановиться, пока естественное освещение позволяет видеть настоящие цвета.
Он отложил кисти, оценил результат. Этюд получился свежим, искренним. Никто не заказывал этот закат, не будет оценивать его художественные достоинства. Чистое творчество ради удовольствия от процесса.
— Давно не рисовал просто так, — сказал он вслух.
А ведь именно с этого всё начиналось — с желания запечатлеть красоту мира, поделиться ею с другими. Потом пришли заказы, обязательства, дедлайны. Творчество стало работой, хотя и любимой.
Но иногда нужно возвращаться к истокам. Сидеть с красками перед природой и просто рисовать то, что видишь. Без задней мысли, без расчёта на результат.
Гоги собрал краски, понёс мольберт в мастерскую. Этюд поставил на подставку — пусть сохнет. Завтра, при дневном свете, посмотрит, что получилось.
В доме было тепло и уютно. Прасковья Николаевна приготовила простой ужин — борщ, котлеты, чай с вареньем. После недель напряжённой работы такая простота казалась роскошью.
— А рисунок красивый получился, — сказала она, подавая борщ. — Прямо как в окно смотришь.
— Спасибо. Давно хотел нарисовать наш сад зимой.
— А будете ещё рисовать? Не только мультики, а так, для души?
Гоги задумался. В последние месяцы он почти забыл о том, что искусство может быть не только работой, но и отдушиной.
— Буду, — ответил он. — Обязательно буду. Художник должен рисовать не только по заданию, но и по зову сердца.
После ужина он сел в кресло у камина с книгой. Читал медленно, вдумчиво, не торопясь. За окном шёл снег — крупные, мягкие хлопья, превращающие мир в сказку.
Через три дня состоится премьера, которая может изменить всю его жизнь. Но сегодня этот вечер принадлежал только ему. Вечер творчества, покоя и простого человеческого счастья от соприкосновения с красотой.
В мастерской на подставке сох этюд заката — маленький кусочек мира, пойманный кистью и красками. Завтра он станет воспоминанием, а картина останется свидетельством того, что красота существует даже в самые напряжённые моменты жизни.
Гоги встретил Аню у библиотеки МГУ в субботний вечер. До премьеры оставались считанные дни, но он понимал — нужен глоток нормальной жизни, общения с человеком, которому не нужно ничего от его работы.
— Привет, — она улыбнулась, выходя из здания с толстой книгой под мышкой. — Как дела с твоим шедевром?
— Почти готов. А как твой диплом?
— Защищаю в январе. Но сегодня не о работе, договорились?
Они пошли по вечерней Москве, не торопясь. Декабрь выдался на удивление мягким, снег лежал только в скверах, на тротуарах быстро таял. Редкая для зимы погода — можно гулять без спешки.
— А знаешь, — сказала Аня, взяв его под руку, — я вчера смотрела на звёзды и думала о тебе.