Он нажал кнопку.
Бесшумная вспышка. Гаусс-заряд пронзил ночь со скоростью света. Головной танк остановился, потом взорвался — боекомплект детонировал от перегрева брони.
— Превосходно, — Крид наблюдал в бинокль, как колонна в панике разворачивается. — Перезаряжайте.
Следующий выстрел уничтожил бронетранспортер. Третий — самоходную пушку. Американцы стреляли вслепую, не понимая, откуда идет атака.
— Чувствуете? — спросил Крид, когда последняя машина скрылась за поворотом. — Власть над жизнью и смертью. Один человек, одно решение — и судьбы сотен людей решены.
Гоги отстранился от прицела, посмотрел на дымящиеся обломки в долине.
— Это… ужасно.
— Это необходимо, — поправил Крид. — Ваша пушка только что спасла жизни трех тысяч наших солдат и мирных корейцев. Разве это не стоит нескольких вражеских танков?
Гоги молчал, разглядывая свое творение. Элегантные линии корпуса, изящные пропорции направляющих, безупречная эргономика пульта управления. Он создал это как произведение искусства — слияние красоты и функциональности.
— Вы сомневаетесь в правильности своего выбора, — продолжил Крид. — Но посмотрите шире. Каждая ваша схема, каждый чертеж сокращают войну. Ускоряют победу. Приближают мир.
— Ценой человеческих жизней.
— Ценой правильных человеческих жизней, — жестко ответил Крид. — Те, кто погиб сегодня, завтра убили бы десятки невинных. Вы не убийца, Георгий Валерьевич. Вы хирург, отсекающий больную плоть от здорового организма.
Крид выключил питание пушки, накрыл ее чехлом.
— Самокопания — роскошь мирного времени, — сказал он, направляясь к траншее. — А сейчас идет война. И в этой войне ваш талант — не украшение, а оружие. Самое мощное оружие, которое есть у нашей стороны.
Гоги последовал за ним, бросив последний взгляд на догорающие обломки техники. Где-то там, в искореженном металле, лежали тела людей. Людей, которых он убил нажатием кнопки.
— Тот корейский поэт, — сказал он, догоняя Крида. — Что с ним случилось в конце?
— Умер в тюрьме. В двадцать семь лет. — Крид не оборачивался. — Красивая смерть, красивые стихи. Но изменил ли он мир? Спас ли хоть одну жизнь своими сомнениями?
— А если бы выжил?
— Писал бы стихи о свободе в оккупированной стране. Очень трогательно и совершенно бесполезно.
Они дошли до палатки. Крид остановился у входа.
— Выбор за вами, Георгий Валерьевич. Можете терзаться муками творца, размышлять о потерянной невинности, сожалеть о прежней наивности. — Он повернулся, и отблески лампы скользнули по стеклам авиаторов. — А можете принять реальность и работать дальше. Потому что через неделю к нам подойдет новая колонна. И от качества ваших чертежей будет зависеть, кто из нее вернется домой живым.
Крид исчез в ночи, оставив Гоги одного с мыслями и запахом горелого металла в воздухе.
Глава 8
Утром Гоги проснулся от грохота грузовиков. Выглянув из палатки, он увидел, как к лагерю подъезжают машины с ящиками боеприпасов и оружия. Солдаты уже выстроились в очередь возле полевого склада.
— Что происходит? — спросил он у проходившего мимо сержанта.
— Новые стволы получаем, товарищ, — бодро ответил тот. — Говорят, чудо-техника из Союза.
Гоги подошел поближе. Из ящиков доставали автоматы необычной конструкции — обтекаемые корпуса, укороченные стволы, странные рукоятки вместо привычных деревянных лож.
— Впечатляет, не правда ли?
Рядом остановился невысокий кореец в форме переводчика. Погоны лейтенанта, умные глаза за стеклами очков.
— Лейтенант Ким, — представился он на хорошем русском. — А вы, наверное, тот самый конструктор, о котором все говорят?
— Художник скорее, — поправился Гоги. — А что это за автоматы?
Ким поправил очки, с гордостью посмотрел на раздачу оружия.
— АК-51, последняя модификация. Ваша разработка, если не ошибаюсь? Корейские товарищи в восторге.
Гоги присмотрелся внимательнее. Действительно, узнавал некоторые решения из своих чертежей — эргономику рукоятки, форму магазина, расположение органов управления. Но это было лишь внешней оболочкой для начинки, которую создавали другие.