— О чем они говорят? — спросил Гоги, кивнув на солдат.
— Обсуждают сегодняшний бой, — Ким затянулся папиросой. — Хотят поблагодарить того, кто создал эти автоматы.
Один из корейцев, паренек лет двадцати, подошел ближе. Заговорил быстро, жестикулируя.
— Его зовут Пак Чун Хо, — перевел Ким. — Говорит, что утром его отделение попало в засаду. Семь человек против американского взвода — тридцати пяти солдат.
Гоги отложил ложку, внимательно слушал.
— Раньше они бы все погибли за пять минут. А с новыми автоматами… — Ким помолчал, вслушиваясь в рассказ. — Разгромили засаду полностью. Потери американцев — двадцать восемь убитых, остальные сбежали. У корейцев — один легкораненый.
Паренек показал царапину на руке, широко улыбнулся и снова заговорил.
— Он говорит, что видел, как его выстрелы прошивают броню американских джипов насквозь. Как один боец с новым автоматом останавливает целую колонну врагов.
К ним подошел второй солдат, постарше, с усталыми глазами. Заговорил медленно, серьезно.
— Это сержант Ли, — пояснил Ким. — Воюет с самого начала. Потерял в боях двух сыновей.
Сержант показал на свой новый автомат, что-то объяснял, время от времени кивая в сторону Гоги.
— Он говорит, что раньше корейские солдаты были пушечным мясом. Плохое оружие, мало боеприпасов, против превосходящих сил врага. Многие погибали не от пуль, а от отчаяния — понимали, что их смерть бессмысленна.
Гоги нахмурился. Это было болезненно — думать о бессмысленных жертвах.
— А теперь?
Ким перевел вопрос. Сержант оживился, заговорил быстрее.
— Теперь каждая смерть что-то означает. Один погибший кореец уносит с собой десяток врагов. Семьи павших знают — их близкие умерли не зря.
Подошли еще несколько солдат. Все хотели что-то сказать создателю чудо-оружия.
— Вот этот боец, — Ким указал на парня с перевязанной головой, — говорит, что его деревню три раза захватывали американцы. Насиловали женщин, убивали стариков. Теперь с новыми автоматами они отбили деревню и больше ее не отдадут.
Гоги слушал, и что-то менялось в его сознании. Эти люди не были абстрактными цифрами в отчетах. Они защищали дома, семьи, могилы предков.
— А тот сержант рассказывает про своего младшего брата, — продолжал переводить Ким. — Мальчишке было шестнадцать, когда его призвали. Дали старую винтовку времен японской войны и отправили против американских танков. Продержался два дня.
В голосе переводчика слышалась горечь.
— С новым оружием брат мог бы выжить?
— Не только выжить, — Ким затушил папиросу. — Он мог бы победить.
Один из солдат достал фотографию, показал Гоги. На снимке — молодая женщина с ребенком на руках.
— Его жена и дочь, — пояснил Ким. — Живут в освобожденной деревне. Он говорит, что теперь может спать спокойно — знает, что у него есть сила их защитить.
Гоги взял фотографию, рассмотрел внимательно. Обычная корейская семья — такие же лица он рисовал в своих мирных набросках. Но теперь понимал: за каждым таким лицом стоит история выживания.
— Спросите их, — сказал он Киму, — не жалко ли им убивать американцев? Ведь у тех тоже есть семьи.
Переводчик задал вопрос. Солдаты переглянулись, заговорили одновременно.
— Старший сержант отвечает, — Ким помолчал, — что американцы пришли на чужую землю добровольно. Никто их не звал, не просил освобождать Корею. Они здесь ради своих интересов, а не ради корейского народа.
Другой боец что-то добавил, показывая шрамы на руке.
— А этот говорит, что американцы не щадят корейских детей и стариков. Значит, корейцы не должны щадить американских солдат. Война есть война.
Гоги задумался. Логика была железной, хотя и жестокой.
— И они не чувствуют себя убийцами?
После перевода солдаты долго молчали. Наконец заговорил молодой боец, тот, что показывал фотографию жены.
— Он говорит, что убийца — тот, кто убивает ради удовольствия или наживы. А они убивают, чтобы жить. Это разные вещи.
Сержант добавил что-то коротко, и другие бойцы согласно закивали.
— Сержант считает, — перевел Ким, — что ваше оружие не делает их убийцами. Наоборот — оно делает их защитниками. Теперь они могут защищать, а не просто умирать.