— Интересное чтение, — Берия поднял одну из бумаг. — Сводка по корейским событиям. Полный разгром американских сил за три недели. Впечатляющие результаты.
В голосе не слышалось никакого одобрения.
— Спасибо, Лаврентий Павлович.
— Не благодарите, товарищ Гогенцоллер. Это была не похвала. — Берия наконец поднял глаза. — Это была констатация факта. Очень печального факта.
Гоги нахмурился.
— Не понимаю…
— А я объясню, — Берия отложил папку, откинулся в кресле. — Вы знаете, сколько лет мы готовили корейскую операцию? Какие силы и средства были задействованы в планировании?
— Предполагаю, немалые.
— Пятнадцать лет подготовки, товарищ Гогенцоллер. Пятнадцать лет тщательного планирования каждой фазы конфликта. — Голос Берии становился холоднее. — Корея должна была стать испытательным полигоном. Местом, где мы отработаем новые технологии, изучим реакцию Запада, подготовимся к большой войне.
Гоги почувствовал, как сжимается желудок.
— Война должна была продолжаться три года, — продолжал Берия безжалостно. — Медленно, с переменным успехом, давая нам время для экспериментов. А вы закончили все за три недели.
— Я спас тысячи жизней…
— Вы сорвали стратегический план государства! — Берия ударил ладонью по столу. — Показали миру все наши технологические козыри разом! Лишили нас времени для подготовки к настоящему столкновению!
Гоги встал с места, не в силах больше сидеть.
— Значит, по-вашему, я должен был спокойно смотреть, как гибнут корейские мальчишки ради ваших экспериментов?
— По-моему, вы должны были выполнять приказы, а не играть в спасителя человечества! — Берия тоже поднялся. — Мы дали вам силу, технологии, возможности. А вы использовали их для удовлетворения собственных амбиций!
— Амбиций? — Гоги почувствовал, как в нем закипает гнев. — Я хотел прекратить бессмысленную бойню!
— Вы хотели прославиться! — отрезал Берия. — Стать героем, спасителем, гением военного искусства! Вам наплевать на государственные интересы!
Повисла тяжелая пауза. Оба мужчины стояли друг против друга, тяжело дыша от ярости.
— Возможно, вы правы, — тихо сказал Гоги. — Возможно, мной двигали амбиции. Но результат остается результатом — война закончена, люди больше не умирают.
— А следующая война начнется раньше, чем мы будем готовы, — холодно ответил Берия. — И тогда умрут уже наши люди. Советские люди. Подумали ли вы об этом?
Гоги опустился в кресло. Удар пришелся точно в цель — он действительно не думал о долгосрочных последствиях своих действий.
— Впрочем, что сделано, то сделано, — Берия сел обратно за стол. — Остается разбираться с последствиями. И с вами.
Он достал из ящика еще одну папку.
— Студия А4+ больше не нуждается в ваших услугах. Приказ о вашем освобождении от должности директора подписан сегодня утром.
Слова ударили как физический удар. Гоги почувствовал, что мир рушится вокруг него.
— Лаврентий Павлович… студия — это моя жизнь…
— Была вашей жизнью, — поправил Берия. — Теперь у вас будет другая жизнь. Менее творческая, более дисциплинированная.
— Что вы хотите сказать?
Берия не успел ответить — в кабинет без стука вошел Крид. Он выглядел как всегда — безупречный костюм, авиаторы, трость со стилизованной буквой V.
— Прошу прощения за опоздание, — сказал он, усаживаясь в третье кресло. — Задержался в Политбюро.
— Виктор, — кивнул ему Берия. — Как раз вовремя. Я объяснял товарищу Гогенцоллеру новые реалии его положения.
Крид повернулся к Гоги. За темными стеклами не было видно глаз, но художник чувствовал изучающий взгляд.
— Георгий Валерьевич совершил серьезную ошибку, — медленно произнес Крид. — Но ошибку исправимую. Если приложить правильные усилия.
— Говорите яснее, — попросил Гоги.
— Вчера было принято решение о создании нового ведомства, — Крид достал из портфеля официальную бумагу. — Министерство культурной политики. Задача — координация всей идеологической работы в области искусства.
Гоги нахмурился.
— И какое это имеет отношение ко мне?