Гоги не думал, куда идет. Ноги сами несли его по знакомым улицам — мимо Лубянки, где начинался его путь к власти, мимо театров, где он когда-то мечтал видеть свои работы, мимо книжных магазинов, где продавались издания под его редакторским контролем.
Все это осталось в прошлом. Теперь он просто шел по утренней Москве, чувствуя себя свободным человеком.
На Красной площади остановился, посмотрел на Кремль. Там, за древними стенами, принимались решения о судьбах миллионов. А он больше не был частью этой машины. Больше не нес ответственности за культурную политику огромной страны.
— Какое облегчение, — пробормотал он, вдыхая морозный воздух.
Солнце начинало подниматься над горизонтом, окрашивая небо в розоватые тона. Гоги повернул лицо к свету, зажмурился. Давно он не встречал рассвет просто так — не спеша на работу, не размышляя о планах, а просто наслаждаясь моментом.
Пошел дальше — через мост, мимо Храма Христа Спасителя, по набережной. Москва-река текла под тонким льдом, чайки кружили над водой. Обычная зимняя картина, но сегодня она казалась особенно красивой.
— Свобода, — сказал он вслух, и слово прозвучало как молитва.
Может, он поступил безрассудно. Может, Крид не примет отставку, заставит вернуться. Может, его ждут неприятности — разбирательства, обвинения, наказания.
Но сейчас это не имело значения. Сейчас был только он, идущий по утренней Москве без цели и планов. Человек, который наконец вспомнил, что такое дышать полной грудью.
Гоги дошел до Парка Горького, присел на скамейку. Достал последнюю сигарету из пачки, закурил. Курил медленно, смакуя каждую затяжку. После этой сигареты он бросит курить — символический жест начала новой жизни.
Вокруг просыпался город. Первые трамваи, спешащие на работу люди, уличные торговцы. Жизнь продолжалась, а он больше не был ее заложником. Был просто наблюдателем, свободным от обязательств и ожиданий.
Докурил, бросил окурок в урну. Встал со скамейки, потянулся. Тело было усталым от бессонной ночи, но душа — легкой, как давно не было.
— Теперь главное — не растерять это чувство, — пробормотал он себе под нос.
Гоги зашагал дальше, не зная куда. Может, к Ане в Переделкино — посмотреть на старую яблоню под которой они когда-то сидели. А может, просто будет идти, пока не устанут ноги.
Впервые за месяцы у него было время. Время думать, мечтать, просто существовать. И никто не мог отнять у него это время — ни Крид, ни Берия, ни государственные планы.
За спиной остался министерский кабинет с его бумагами и заботами. Впереди лежал неизвестный путь — пугающий и манящий одновременно.
Но страха больше не было. Была только тихая радость человека, который наконец позволил себе быть собой.
Глава 14
Билет до Ленинграда Гоги купил в тот же день, не раздумывая. В кассе удивились — обычно на «Красную стрелу» билеты раскупали заранее, а тут вдруг освободилось место в купе первого класса. Словно судьба подталкивала его к этой поездке.
Собрался быстро — небольшой чемодан с самым необходимым, альбом для рисования, коробка акварельных красок. Больше ничего не понадобится. Министерские костюмы остались висеть в шкафу — пусть напоминают о прошлой жизни тому, кто займет его место.
Вечерний поезд отходил с Ленинградского вокзала точно по расписанию. Гоги устроился у окна, наблюдая, как мелькают огни Москвы за стеклом. Город становился все меньше, растворяясь в зимней темноте, унося с собой последние связи с прежней жизнью.
Купе было комфортным — мягкие кресла, белоснежное постельное белье, вежливый проводник в накрахмаленной форме. Роскошь, к которой он успел привыкнуть за месяцы министерства. Но теперь это не имело значения — он ехал не как важный чиновник, а как обычный пассажир, стремящийся к неизвестной цели.
Гоги достал альбом, начал набрасывать то, что видел за окном. Заснеженные поля, темные леса, редкие огоньки деревень. Простые, знакомые с детства пейзажи средней полосы России. Карандаш скользил по бумаге легко, без напряжения — рука вспоминала забытые навыки.
— Не спится? — спросил сосед по купе, пожилой профессор в очках.
— Не хочется тратить время на сон, — ответил Гоги, не отрываясь от рисунка. — Давно не видел страну из окна поезда.
— Понимаю. Я сам преподаю историю в Ленинградском университете, регулярно езжу в командировки. Но каждый раз поражаюсь — какая у нас красивая земля.