— И Гогенцоллер из таких людей?
— Судя по всему, да, — Крид вернулся к окну. — Корейские события должны были его уничтожить морально. Министерская должность — окончательно интегрировать в систему. Но он нашел в себе силы сказать «нет».
Карим сел в кресло для посетителей, задумчиво снял пенсе и принялся их протирать.
— Знаете, Виктор, я всю жизнь изучаю механизмы власти. Как она влияет на людей, как меняет их, как подчиняет себе. И всегда считал, что нет такого человека, которого нельзя было бы купить, запугать или соблазнить.
— А теперь?
— Теперь думаю, что ошибался, — Карим надел пенсе обратно. — Есть люди, которые сильнее любой системы. Не потому, что они могущественнее, а потому, что знают, кто они такие.
Крид усмехнулся — впервые за весь разговор на его лице появилась эмоция.
— Философствуете, Карим. Это хорошо. Означает, что наш художник произвел на вас впечатление.
— Произвел, — честно признался эстонец. — Я видел, как он превращался в бюрократа. Думал, процесс необратим. А он взял и доказал обратное.
Крид подошел к своему столу, открыл верхний ящик. Достал папку с надписью «Гогенцоллер Г. В. — личное дело». Толстая папка, накопившаяся за месяцы наблюдений.
— Хотите знать, что я думаю о природе власти? — спросил он, листая документы.
— Конечно.
— Власть — это не принуждение. Это соблазн, — Крид закрыл папку, посмотрел на Карима. — Мы предлагаем людям то, чего они хотят. Деньги, статус, возможность влиять на других. И большинство соглашается.
— А те, кто не соглашается?
— Те, кто не соглашается, либо не понимают предложения, либо хотят чего-то другого, — Крид встал, снова подошел к окну. — Гогенцоллер понял предложение прекрасно. И некоторое время даже пользовался благами власти.
— Но в итоге отказался.
— В итоге вспомнил, чего хочет на самом деле, — поправил Крид. — Захотел быть художником больше, чем министром. Это редкость, но не уникальность.
Карим встал, подошел к книжной полке, где среди технических руководств стояли тома по философии и психологии.
— В таких случаях система обычно ломает людей физически, — заметил он, доставая книгу Макиавелли. — Если не получается подчинить морально.
— Иногда, — согласился Крид. — Но это признак слабости системы, а не силы. Сильная система не боится инакомыслящих. Она их использует.
— Используете и Гогенцоллера?
Крид повернулся к подчиненному, улыбнулся — не той дежурной улыбкой чиновника, а искренне, почти отечески.
— Карим, вы работаете со мной уже три года. За это время видели, как мы обращаемся с различными людьми. Скажите честно — похоже ли это на попытку сломать художника?
Эстонец задумался, вспоминая последние месяцы.
— Нет, — медленно ответил он. — Скорее на… воспитание. Или проверку.
— Именно. Мы не ломали Георгия Валерьевича. Мы его тестировали, — Крид сел за стол, сложил руки. — Проверяли, способен ли он остаться собой под давлением обстоятельств.
— И результат?
— Результат превзошел ожидания. Художник выдержал испытание властью — одно из самых сложных испытаний для творческого человека.
Карим вернул книгу на полку, сел обратно в кресло.
— Но зачем это было нужно? Какова цель всего эксперимента?
Крид открыл папку с личным делом, достал фотографию — Гоги в Корее, управляющий мехами с помощью нейронного обруча.
— Посмотрите на это изображение. Что вы видите?
— Человека, управляющего армией роботов.
— А я вижу художника, который научился мыслить стратегически, не потеряв при этом художественного видения, — Крид убрал фотографию обратно. — Это уникальное сочетание качеств.
— Для чего оно может понадобиться?
Крид встал, подошел к карте мира, висевшей на противоположной стене. Карта была усеяна цветными булавками — красными, синими, желтыми. Каждая булавка означала текущую операцию двадцать восьмого отдела.
— Мир меняется, Карим. Старые методы воздействия перестают работать. Грубая сила, экономическое давление, дипломатические игры — все это становится менее эффективным.
— А что придет на смену?
— Культурное влияние. Мягкая сила, как называют это американцы, — Крид указал тростью на булавки в Западной Европе. — Кто контролирует умы людей, тот контролирует их поступки. А умы контролируются через искусство, литературу, кино.