— Лаврентий Павлович, — мягко произнес Крид, и его голос отдался странным эхом в углах кабинета, — время пришло.
— Какое время? — Берия старался говорить спокойно, но рука невольно потянулась к ящику стола, где лежал пистолет.
Тень за спиной Крида выросла, стала объемной, почти материальной. Она заполнила половину кабинета, и в ней мерцали очертания чего-то древнего, нечеловеческого. Берия почувствовал, как волосы встают дыбом на затылке.
— Время перемен, — Крид сделал шаг вперед, и тень двинулась следом. — Иосиф Виссарионович стареет. Его эпоха подходит к концу. Стране нужен новый лидер.
— Сталин здоров и полон сил…
— Сталин умрет через месяц, — спокойно перебил Крид. — Инсульт. Тихо, в своей постели. И тогда встанет вопрос о преемственности власти.
Берия ощутил, как по спине пробежала ледяная струйка пота. Крид говорил о смерти вождя с такой уверенностью, словно сам планировал это событие.
— Что вы хотите от меня?
— Чтобы вы были готовы взять власть в свои руки, — Крид подошел ближе, и тень окончательно поглотила кабинет. — Советский Союз нуждается в сильном руководителе. В человеке, который понимает, что власть — это ответственность, а не привилегия.
— А если я откажусь?
Крид улыбнулся — не той учтивой улыбкой, которую Берия видел раньше, а чем-то хищным, древним.
— Вы не откажетесь. Потому что альтернатива — хаос. Борьба за власть между Маленковым, Хрущевым, Молотовым. Страна разорвется на части.
Он остановился перед столом Берии, положил на него обе руки. Тень за его спиной колыхнулась, приняла более четкие очертания — что-то крылатое, многорукое, невозможное.
— Вы станете лидером Советского Союза, Лаврентий Павлович. Проведете необходимые реформы, либерализуете режим, откроете страну миру. Дадите людям то, чего они заслуживают.
— А вы?
— А я буду рядом. Советником. Помощником. Тенью, которая направляет, но не управляет.
Берия с ужасом понял, что не может отказаться. Не потому, что боялся физической расправы, а потому, что воля этого существа, прикидывающегося человеком, была сильнее его собственной.
— Хорошо, — хрипло сказал он. — Я согласен.
— Мудрое решение, — кивнул Крид. — Но есть еще один вопрос. Наш художник.
— Гогенцоллер? Он же уволился…
— Он отдыхает. Восстанавливает силы. Вспоминает, кто он такой, — Крид выпрямился, тень за его спиной стала спокойнее. — Когда придет время, он вернется. И займет подобающее место в новой системе.
— Какое место?
— Министра культуры при новом лидере. При вас, — Крид достал из кармана небольшое устройство размером с портсигар. — Он дорисует портрет Сталина. Последний штрих к образу великого вождя, ушедшего в историю.
Берия хотел спросить, что это значит, но Крид нажал на кнопку устройства, что мгновенно покинуло внутренний карман его пиджака и было направленно на Берию. Кабинет мгновенно залило ярким белым светом — не электрическим, а каким-то иным, проникающим в самые глубины сознания.
Берия почувствовал, как мысли становятся вязкими, воспоминания — размытыми. Образ Крида стал расплываться, терять четкость. Что-то очень важное исчезало из его памяти, стиралось начисто.
— Спокойной ночи, товарищ Берия, — донесся издалека голос Крида. — Увидимся после похорон Иосифа Виссарионовича.
Свет погас. Берия моргнул, огляделся по сторонам. Кабинет был пуст, только в воздухе висел едва уловимый запах озона. Он попытался вспомнить, кто был у него в гостях, но в памяти была только пустота.
На столе лежала записка, написанная его собственной рукой: «Готовиться к смерти И. В. Взять власть. Вернуть художника.» Берия нахмурился, не помня, когда писал эти строки, но слова казались правильными, важными.
А в это время по коридорам Лубянки двигались тени. Сотрудники двадцать восьмого отдела молча покидали здание, унося с собой архивы, оборудование, все следы своего присутствия. К утру от загадочного подразделения не осталось ничего — ни документов, ни помещений, ни людей, которые могли бы рассказать о его существовании.
Крид был последним. Он спускался по лестнице медленно, постукивая тростью о ступени. На первом этаже его ждала машина с затемненными стеклами. Водитель — один из немногих, кто помнил о существовании отдела, — молча открыл дверь.