Я складываю его обратно и засовываю в дневник.
Помощь не придет. По крайней мере, не вовремя для нас.
Теперь я это знаю, а может, и всегда знал.
Паркер съежился на дне нашего окопа, как испуганный кролик. Глаза как четвертаки. Уши заткнуты ватой.
Я хватаю винтовку, застегиваю шлем и в последний раз думаю о Генри.
Генри - художник. Столько таланта. Столько радости. И ушел из жизни.
Если я вернусь домой, то навещу его родителей, его сестер. Посижу с ними, выпью лимонада и расскажу, какого замечательного молодого человека они подарили миру. Если у меня ничего не получится, надеюсь, того, что я написал, будет достаточно.
Пусть будет так.
(Предмет 174765C - тетрадь в переплете - найдена в Арденнах, Бельгия; собственность рядового Джеймса Ф. Кавано; Уортингтон, Южная Каролина; 99-я пехотная дивизия; убит в бою 14 января 1945 г.)
Полуночные обещания
Она заглядывает за край двери. На цыпочках входит в комнату и целует его, с добрым утром. Мягкий поцелуй в щеку.
Он не шевелится.
Она подходит к окну и раздвигает шторы. Сейчас июнь, и небо радужно-голубое с ленивыми белыми облаками, проплывающими мимо. Отсюда открывается чудесный вид - далекие деревья, колышущиеся на ветру, цветущая клумба на переднем плане, - и она, как и каждое утро, мечтает приоткрыть окно хоть на щелочку.
Она ставит сумку в ногах кровати, снимает ветровку и садится в кресло. Нежно берет его правую руку и начинает поглаживать каждый из его пальцев.
Позже, когда он проснется, она передвинется влево, чтобы он мог видеть, что происходит за окном.
Но сейчас она сидит, подставив спину золотистому солнечному свету.
Рак уносит его - дюйм за дюймом.
С каждым днем он исчезает все больше и больше.
А она сидит и смотрит.
Она всегда смотрит.
Теперь она уходит по вечерам, но только потому, что они заставляют ее.
- Вам нужно отдохнуть, Миссис Коллинз.
- Мы о нем хорошо позаботимся.
- Обещаю, мы позвоним вам, если вы понадобитесь мужу.
- Вы помните, что случилось в прошлый раз, миссис Коллинз? Мы же не хотим, чтобы это повторилось, правда?
Так что теперь она каждый вечер уходит домой. Ровно в десять часов вместе с другими посетителями.
Бесшумная поездка на лифте в вестибюль. Медленная прогулка до парковки. И одинокая поездка домой.
Домой... где для нее ничего не осталось.
Просто тихий, холодный дом. Кружка горячего какао в темной кухне. Дневная почта. И пустая кровать.
Теперь дом для нее словно чужой. Или, может быть, она чужая. Она помнит времена, когда этот дом улыбался ей каждый раз, когда она входила в дверь. Когда она пересекала фойе, шептал ей на ухо, что все в порядке и все прекрасно.
Теперь здесь только тишина.
Здесь нет даже намека на жизнь: ни света, ни телевизора, ни радио. Ни смеха, ни пустой болтовни. Ничего.
Просто одно и тоже, вечер за вечером, ночь за ночью.
Горячее какао. Почта. Кровать.
И, конечно, кошмары.
Теперь они приходят чаще.
Иногда - очень, очень редко - ей снятся прекрасные сны: Его улыбка крупным планом. Звук его смеха. Ощущение его губ на ее устах. Прикосновение его руки, когда они идут босиком по залитому лунным светом пляжу.
Но чаще всего по ночам ей снятся мрачные сны: рентгеновский снимок его туловища... не показывающий ничего. Внутри абсолютно ничего - просто выдолбленная оболочка человека. Живущий без ничего, только воздух.
Или она стоит одна под холодным проливным дождем. Стоит над его открытой могилой. Бросает единственную красную розу на блестящий черный гроб…
Или яблочный сон. Этот - самый худший из всех, - чистый, захватывающий дух ужас. Она видит, как они вдвоем сидят за большим столом из темного полированного дерева. Держатся за руки. Слушают врача. Лицо доктора мрачно. Его губы дрожат. Он говорит им, что первые отчеты были ошибочными, что рак распространился. Он держит рентгеновский снимок... а это изображение яблони. Опухоли повсюду, висят, как большие спелые яблоки. Их десятки. Темные, сочные и наливные. Ожидающие, когда их сорвут...
Слава Богу, этот сон приходит не очень часто.
Потому что когда это происходит, она почти всегда просыпается с криком.